Концерт классика
В Москве прошли гастроли известного французского пианиста Пьера-Лорана Эмара, одного из самых авторитетных интерпретаторов музыки ХХ века в фортепианном мире. В зале Чайковского он сначала выступил вместе с Национальным филармоническим оркестром России, а на следующий вечер дал сольный концерт. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Первый из двух концертов оказался бенефисом скорее оркестра (за дирижерским пультом которого стоял Михаил Агрест), исполнявшего сюиту Форе "Пеллеас и Мелизанда", "Французскую сюиту" Пуленка и "Море" Дебюсси,— господин Эмар выступил только во Втором концерте Равеля. Сольный концерт вызывал все-таки больше ожиданий — помимо музыки того же Равеля, которому посвящен недавний диск пианиста, в программе был анонсирован Пьер Булез (дуайен французской музыкальной элиты в качестве дирижера записывал с господином Эмаром тот самый диск, но вообще отношения с Булезом-композитором у пианиста давние и основательные, в булезовском Ensemble InterContemporain он в свое время работал 18 лет). А также Мессиан — в полном соответствии с реноме Пьера-Лорана Эмара, который и учился в консерватории у Ивонн Лорио, жены Мессиана, и сам с молодости считается образцовым исполнителем его музыки.
А уж сам интерес к сложным музыкальным текстам он обнаружил и вовсе в полудетском возрасте. Это, если хотите, ситуация предельно искренняя, это не случай музыканта, который пускается в репертуарные эксперименты (в старинную или, наоборот, новую музыку) потому, что прискучил обыкновенный репертуар или кто-то из современных композиторов посвятил ему новый опус, рассчитывая на его, музыканта, известность.
Собственно, в своих трактовках Пьер-Лоран Эмар тоже прежде всего на свой лад искренен, даже если речь идет о сложном композиторском лексиконе середины-второй половины прошлого века (хотя это искренность не совсем того толка, о которой думаешь в связи, скажем, с романтической музыкой). "Двенадцать нотаций" Булеза, решительное атональное сочинение 1945 года, господин Эмар сыграл так ясно, внимательно и с такой объективной содержательностью, как если бы это был Бах.
"Восемь прелюдий" Мессиана, открывавшие концерт (тоже юношеское произведение, кстати), было слушать особенно любопытно — в содержательной части интроспекция и даже мистицизм, но по деликатности и текучести внешнего решения с прекрасной технической отделкой вспоминался если не Дебюсси, то Равель. Впрочем, тем занятнее воспринимался цикл "Отражения" того же Равеля, сыгранный во втором отделении: там-то у изобразительной стороны равелевских "картинок" не было никакого перевеса, а на первый план выходила очень вещественная магия густого, упругого звука и приглушенных динамических контрастов — и в результате Равель самым органичным образом дополнял впечатления от Мессиана и Булеза.
Помимо прочего, концерт оказался достойным ответом клеветникам, считающим, будто авангард у нас публика не очень воспринимает, а именами Булеза и Мессиана вместе со Штокхаузеном иные филармонические слушатели только что маленьких детей не пугают. Ничего подобного, полный зал (и некоторые, надо заметить, как раз с маленькими детьми) — по сравнению с прошлым, пятилетней давности, приездом музыканта очень неплохой прием. Вполне в духе рассказов о том, как в 1981 году Пьер-Лоран Эмар чуть ли не тайком играл для московской публики Мессиана в Физическом институте Академии наук СССР.