Гастроли опера
На сцене Михайловского театра завершились гастроли Пермского театра оперы и балета имени Чайковского. ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ считает, что спектакли директора и худрука коллектива Георгия Исаакяна "Один день Ивана Денисовича" и "Христос" попали в программу Дней пермской культуры в Санкт-Петербурге по недоразумению.
Выбор спектаклей Театра имени Чайковского для открытия Дней Перми казался заведомо рискованным: в отличие от прочих молодых участников программы форума Пермский оперный — известный во всей стране бренд, культурный институт с десятилетиями созидавшейся мифологией, имеющей мало отношения к затеянной Маратом Гельманом и Борисом Мильграмом культурной революции. В итоге получился конфуз: два вечера подряд на сцене Михайловского театра представлялось искусство с вектором едва ли не прямо противоположным тому, что процветает на берегах Камы в последние годы. Если привезенные в Петербург выставки музея PERMM и Центра развития дизайна вкупе со спектаклями театра "Сцена-Молот" борются со стереотипами, то постановки Пермской оперы их активно умножают.
"Один день Ивана Денисовича" Александра Чайковского (2009, заказ Пермского оперного, петербургская премьера) написан по знакомому рецепту постсоветской оперной нетленки, выдающей себя за "большую русскую оперу". Для начала берется дающий повод для спекуляций о духовности и судьбах родины знаковый сюжет, обладающий потенциалом легитимизировать самую очевидную музыкальную графоманию. Далее композитор выбирает из своего культурного багажа наиболее подходящий выбранной тематике объект заимствования — в случае "Ивана Денисовича" это музыкальная совесть СССР Дмитрий Шостакович, причем Шостакович медленных частей симфоний, Шостакович, пишущий, как Бах. Работа с языком, формой, драматургией и литературной основой отсутствует начисто: наиболее манкие эпизоды выкусываются из первоисточника и споро выплевываются дайджестом на партитурный лист. "Шмон! Шмон! Шмон!" — скандирует хор зэков. "Сволочь!" — пропевает вертухай хорошо поставленным баритоном. Один из самых пронзительных и до сих пор саднящих русских текстов прошлого века низведен до оперного китча.
Постановка Георгия Исаакяна — еле-еле переваливающийся с ноги на ногу динозавр, готовый вот-вот испустить дух под идеологическим бременем. С траурных оттенков бутафорским хламом декораций. С пресловутой оперной статикой словно бы от мороза окоченевших протагонистов и два часа кряду качающейся влево-вправо массовки. С незаметными на общем унылом фоне гомеопатическими дозами точных психологических деталей, сводимых на нет замшелыми режиссерскими ходами из арсенала 1970-х. С театральными софитами вместо лагерных прожекторов. В финале первого акта из недр раздетой донага сцены в клубах белого дыма к рампе медленно приближается хор зэков: гениальная простота текста Солженицына с его ничем не отягощенной документальной фиксацией лагерной реальности делается особенно очевидной на фоне бессмысленной и беспощадной театральной прямолинейности режиссуры.
По формальным признакам "Христос" (1895, мировая премьера крайне бледной в музыкальном отношении и вдобавок вопиюще несценичной оперы Антона Рубинштейна) к актуальному искусству чуть ближе. Тут есть модно пустой черный кабинет сцены, стильные видеоинсталляции, гроздями спускающиеся из-под колосников плазменные панели — и даже дьявол в обличье трансвестита, ведущий с заглавным героем спектакля теософский диспут в формате ток-шоу. Но на поверку театрально эта постановка господина Исаакяна столь же топорна, столь же груба и так же бедна художественной материей, как и "Один день Ивана Денисовича". Сюжет доходит до "Тайной вечери"? Извольте посмотреть на фреску Леонардо. Подошло время изгнать торговцев из храма? Пора начать трансляцию с Нью-Йоркской фондовой биржи, известного прибежища дьявола (странно, что режиссер побоялся вывести на сцену известного агента сатаны Джорджа Сороса). В эпизоде "Суд Пилата" господин Исаакян делится ценным умозаключением о том, что Христа сгубила демократия. Подобный креатив провоцирует негостеприимный вывод: спектакли всегда славившегося тонкой театральной культурой Пермского оперного не имеют ни малейшего отношения к ведомству художественного. Безыскусная публицистика, пожелтевшая агитка — да, но уж точно не искусство.