Современная опера (не 90-летней давности "Воццек", а именно свеженаписанная музыка) не звучала в Большом театре пять лет, со времен славной памяти "Детей Розенталя" Леонида Десятникова. У той оперы тоже было известное "литературное" звучание (в качестве либреттиста выступал Владимир Сорокин), но в случае теперешнего "Вишневого сада" литературный подтекст и прочие внешние обстоятельства вряд ли будут так будоражить широкую общественность. Опера призвана отметить юбилей Чехова и заодно завершение Года России--Франции — все чинно, никакой видимой провокационности.
Хотя филолог, увидев мельком в одной афише сочетание имен Фенелон и Чехов, может быть, вздрогнет. С Антоном Павловичем все понятно, а фамилия Фенелон принадлежит в этом случае не литературному классику — знаменитому писателю и проповеднику времен Людовика XIV — а современному французскому композитору.
Филипп Фенелон любит рассказывать о том, что страстное желание стать композитором он ощутил, побывав в 1970 году (ему тогда было 17) на Байрейтском фестивале. Правда, сам момент этой инициации случился не посреди какого-нибудь оперного представления, а во время концерта, где Пьер Булез исполнял "Свадебку" Стравинского. Именно после этого Фенелон поступил в Парижскую консерваторию (в класс самого Оливье Мессиана), которую с отличием закончил. Как бы то ни было, он человек поставангарда; при всем уважении к новейшим композиторским техникам, он неоднократно декларировал самое заинтересованное отношение и к прошлому европейской музыки, и к традиционным классическим формам.
Например, к опере. Даже чуть ли не в первую очередь к опере. "Вишневый сад" для Фенелона далеко не первая проба пера, оперы он пишет уже почти лет двадцать, причем часто пишет для главных сцен Франции. Его "Мнимого рыцаря" ставили в парижском театре Шатле (1992), "Короли" шли в Национальной опере Бордо (2004), наконец, для Парижской оперы он написал, в частности, "Саламбо" (1998). Практически всюду в качестве первоосновы — состоявшиеся, а то и знаменитые литературные произведения. "Короли" написаны на текст одноименной драмы Кортасара, либретто "Мнимого рыцаря" скрещивает тексты Сервантеса и Кафки, ну а "Саламбо" — это, известное дело, Флобер.
Полноценную театральную премьеру "Сада" тоже получит Франция — Большой театр сейчас представит у себя только концертную версию под управлением дирижера Тито Чеккерини (а чуть позже, 22 декабря, исполнит ее же в Петербурге на фестивале "Площадь искусств"). Однако именно русских импульсов в работе над оперой композитор, видимо, получил предостаточно — это не только сама чеховская пьеса. Либретто "Вишневого сада" написал отечественный культуртрегер, оперный публицист и поэт Алексей Парин, а дополнительным стимулом для композитора, если ему верить, стал увиденный им в Париже "Евгений Онегин" в постановке Дмитрия Чернякова, которого Фенелон как раз и хотел бы видеть постановщиком своей оперы. Впрочем, уже понятно, что во многих вещах композитор следовал отнюдь не за традиционными прочтениями "Вишневого сада" в отечественном театре, а за своими собственными представлениями о том, как чеховский текст должен сопрягаться с музыкальной драматургией. Явно оглядываясь на обыкновения старинной оперы, партию Фирса он написал для меццо-сопрано (по его мнению, в Фирсе есть что-то от сверхъестественного существа, от духа-хранителя наподобие римских ларов и пенатов, так что "обычным" голосом ему петь негоже), а партию Шарлотты Ивановны — для баса-буффо. Звучит, понятно, интригующе, но еще более интригует то, как именно композитор выписал в партитуре тот самый "звук лопнувшей струны".
Большой театр, 2 и 3 декабря, 18.30