Мать Лиза Голикова
Сослагательное наклонение в детском лексиконе ранее почти не использовалось. Все было изъявительным и повелительным. А тут вдруг стало сослагательным и условным.
— Мама, если бы ты не стояла у меня над душой, я бы давным-давно съела эту кашу,— Варя, кажется, сама с трудом поверила в то, что сказала. Поэтому, сказав, прислушалась к себе. К произнесенному прислушался и Федя. Выводы, которые формировались в этот момент у детей в головах, по всей видимости, потребовали подтверждений.
— То есть понимаешь, мам, если бы ты не приготовила эту кашу, я бы вообще, может быть, не должна была ее есть.
Она снова прислушалась. Ее глаза, которые и так на пол-лица, заменили на мгновение рот и щеки — все это было не нужно. Только слушай и смотри. Каша совсем остыла.
— Мама, а если бы ты вообще не готовила, то мы всегда могли бы есть, например, в ресторане.
— В том самом, где лапша и дискотека,— добавил Федя и тоже прислушался.
Сослагательное наклонение было опробовано. И оно, как оказалось, дает такую свободу, что в какой-то момент просто не видно никаких запретов и границ. Поняв и ощутив это, дети не собирались теперь уже возвращаться обратно.
Вскоре выяснилось, что в сослагательном и условном есть свое условное и сослагательное. Вот, например, если бы можно было бы мечтать, а потом это становилось бы реальностью. Или если бы картинки в книжках могли оживать, то можно было бы потрогать солому на голове у Страшилы. Заснуть в маках, кстати, тоже было бы интересно. Но — было бы.
— Федь, а если бы ты был тачкой, то — красненькой?
— А если бы у нашей мамы была бы еще одна дочка, то снова — Варя?
— Если бы у Царя Салтана не было бороды и живота, он, может, смог бы разглядеть своего сына в этом комарике.
Но — если бы. И дети вскоре начали это понимать. Опробовав сослагательное и условное для моделирования будущего, они попытались применить все это в прошлом.
— Если бы ты, дорогая Варя, не расплакалась с утра, мы бы не опоздали в театр. А теперь вот непонятно, откуда взялись сапоги у Кота в сапогах. Рассказывай давай.
Варя, конечно, хорошо знала эту сказку. И могла все рассказать. И даже попыталась. Но Федя, перебив ее, продолжал сослагать:
— Если бы ты могла быть уверена в том, что в спектакле все было так же, как в сказке, нам не нужно было бы ходить в театр.
Сослагательное в прошедшем давало, на детский взгляд, еще не свободу, но уже что-то возле нее. Разговоры о том, "как надо было бы, если бы не", заменили им мечты и повелительно-изъявительное. Дети старательно выстраивали словесные конструкции, из которых потом нужно было выбираться — как из лабиринта с шариками, канатами и горками. Только тут их никто не оставлял на полтора часа, и, преодолев все препятствия, они выбирались на свободу. Где — снова сослагательное и условное. Вскоре они поняли, что и этот лабиринт — тупиковый по своей сути.
— Мама, а правда, что все это — просто слова? Можно сказать другие слова, и тогда все получится совсем иначе,— рано утром, отпивая мой кофе, дочь вдруг решила задать, может быть, самый сложный вопрос из всех сослагательных.
В тот момент я испугалась, что, скажи ей правду, она будет бояться мечтать о будущем и анализировать прошедшее. А оказавшись в настоящем, разочаруется в его бесконечной изъявительности и повелительности. К тому же я сама просто очень люблю слова, вне зависимости от наклонений. В одну или другую сторону, но смотреть, как они наклоняются — сами по себе или как вдруг захочется — для меня важно. Слишком, чтобы прямо ответить на вопрос дочери.
— Слова — это не просто слова. Это — самая большая и интересная игра.
— А как они друг к другу прикрепляются? — Варя, очевидно, уловила смысл.
— Как захочешь. Можно на тонких ниточках, можно бусинами, а еще — пластилином или клеем.
— Мам, а давай поиграем в слова?
— Давайте. Начнем с самых простых и сложных. Я тебя люблю.
— Я люблю тебя.
— Люблю тебя. Я.
Она расхохоталась. И в этом смехе не было ничего сослагательного.