Премия литература
"Ъ" продолжает обзор книг, вошедших в шорт-лист премии "Русский Букер". О книге Мариам Петросян "Дом, в котором..." — ЛИЗА БИРГЕР.
В короткий список "Букера" и "Большой книги", а также к полученной полгода назад "Русской премии" роман Мариам Петросян пришел уже в статусе культового. Славу "Дому" создал интернет — хватило отрывка из книги, выложенного в сеть. Истерия вокруг романа отвлекает от него самого, не успев стать фактом литературным, роман стал явлением общественным, и уже не так важно, как оно написано, хотя именно по литературной части Петросян можно предъявить множество претензий.
У "Дома" есть главная черта, характерная для сетевых текстов: отсутствие сюжета. Описательный роман на тысячу страниц практически лишен линейного повествования, события теряют последовательность, и, в общем, при множестве героев это книга без героя, чистая попытка поймать "гений места".
Место, о котором речь,— это Дом, интернат для детей-инвалидов, построивших в нем (или он в них?) фэнтезийный мирок с собственными законами. Неуловимым образом это топтание на выдуманном мире напоминает фанфики поклонников "Властелина колец" и "Гарри Поттера". Если уж встраивать книгу Петросян в какую-либо литературную традицию, то придется в эту. Но в ее романе очевидна попытка построить эпос, вместо того чтобы подражать ему. Она составляет его из легенд и сказок, каждое событие становится основой для героической песни — хотя справедливости ради надо сказать, что ни строчки из этих песен в романе не упоминается, зато упоминаются сами песни. Роман полнится намеками на обширную мифологию Дома, бережно хранимую его обитателями: то возникнут какие-то трупы в подвалах, то выплывает основавшая приют старушка-монахиня Анна, то бывший директор работает сторожем в архиве — инкогнито.
Напитываясь этой мифологией, Дом постепенно превращается в недостижимую и манящую Вальгаллу и кажется тем живее, чем больше в романе о нем совершенно сознательно не договаривается и не объясняется. Как всякий эпос, он движется силой метафоры. Названное становится больше самого себя, получив кличку, например, обитатели Дома дорастают до заданного образа: если уж Слепой, то со сверхъестественным чутьем, если Волк, то рано или поздно покажет клыки. Мифология Дома то ли творит его обитателей, то ли стихийно творится ими, они дают друг другу клички и создают сами себе биографии эпических героев.
"Дом — это мальчик, убегающий в пустоту коридоров. Засыпающий на уроках, пятнистый от синяков, состоящий из множества кличек. Головоног и Скакун. Кузнечик и Хвост. Хвост Слепого, не отстающий от него ни на шаг. К входящему Дом поворачивается острым углом. Это угол, об который разбиваешься до крови. Потом можно войти"
Мариам Петросян. "Дом, в котором…".
М.: Гаятри/Livebook, 2009
Что не мешает им оставаться самыми обыкновенными мальчишками с гипертрофированной фантазией литературных героев Киплинга и Марка Твена. Эти фантазии только бурнее от ощущения физической неполноценности и, как и весь Дом, позволяют спрятаться от враждебного и недружелюбного мира. Даже система оппозиций, на которых построен роман, совершенно детская. Обитатели Дома противопоставляются воспитателям, даже лучшие из которых ничего не понимают. Сам Дом — враждебной "наружности", откуда даже возвращаются в пятнах и увечьях. Внешний мир — зло, а Дом настолько замкнут в себе, что в двухсотстраничном финале и вовсе избавляется от законов пространства и времени. В итоге он превращается в идеальное место для пряток.
Если рассматривать роман как возможность донкихотства, возможность сбежать и спрятаться в воображаемом мире, то в эту концепцию он ложится просто идеально. Милан Кундера, один из главных современных теоретиков романа, писал, что главное качество романа — фокус, перемещенный с истории на личность. История — чудовищна, личность — бесценна. В по-детски неуклюжем, чрезмерно затянутом, литературно несовершенном романе Петросян удается этот фокус смещения, когда вместо истории читателя привлекает толпа личностей. Их подростковость неоспорима — так, один из героев, прыщавый подросток, сыграв со своим приятелям джаз невероятной красоты, отправляется в туалет выдавливать прыщи. Но в этих подростках Петросян видит сверхлюдей. В этом, очевидно, и причина популярности романа, прежде всего в интернете, жителям которого ближе всего желание притвориться кем-то другим в качестве рецепта от одиночества. Любая социальная сеть, по сути, тот же домик, который здесь разросся в целый Дом.