премьера / кино
Спустя год после премьеры в Европе и оскаровской номинации Хелен Миррен фильм "Последняя станция" — о финале жизни Льва Толстого и его уходе из Ясной Поляны — выходит в прокат, переименованный в "Последнее воскресенье". Этой переакцентировке не удивлен АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Фильм снят по-английски британским режиссером Михаэлем Хоффманом в копродукции с Россией и Германией. В основе — построенный на документах, но жанрово заостренный роман Джея Парини. Сюжет — столкновение богатства и славы, которыми окружен Толстой, с идеями отрицания частной собственности, материальных благ и удовольствий. Толстовцы во главе с Чертковым (Пол Джиаматти) видят в своем кумире пророка и освящают его именем эксперимент по созданию чего-то среднего между колхозом, сектой пуритан и свободолюбивой хиппистской коммуной. В этой экзотической среде плетется интрига с целью убедить Толстого завещать права на свои романы-бестселлеры народу, сделать их общественным достоянием. Что означает разорить свою семью во главе с Софьей Андреевной, прожившей с графом Толстым в браке 48 лет, родившей ему 13 детей и 6 раз от руки переписавшей "Войну и мир".
Актерский уровень постановки с самого начала был заявлен как звездно-виповский: Толстого должен был воплощать Энтони Хопкинс, его жену — Мерил Стрип. В конечном итоге главного героя сыграл Кристофер Пламмер (некогда снимавшийся в роли Веллингтона в "Ватерлоо" Сергея Бондарчука), а Софью Андреевну — Хелен Миррен, урожденная Миронова, примерившая перед камерой короны Елизаветы I и Елизаветы II, а в молодости не постеснявшаяся сняться в эротическом "Калигуле". Не растерявшая навыков, позволяющих ей элегантно балансировать между королевой и шлюхой, она, как говорят, steals the show, а ее партнер послушно подыгрывает приме. Толстой выведен эксцентричным чудаком, его супруга — комической старухой, которая пытается соблазнить мужа их старой любовной игрой в курочку и петушка. Параллельно прорисовывается другая линия: секретарь Толстого Валентин Булгаков (Джеймс Макэвой) разрывается между идеями толстовства и симпатией к Софье Андреевне и, нарушая закон целомудрия, заводит роман с красавицей-эмансипе Машей (Керри Кондон). Простые чувства побеждают завиральные идеи — даже если они родились в голове гения.
Этот премилый фильм иллюстрирует плюсы и минусы обращения западных кинематографистов к сюжетам русской литературы — как вымышленным, так и реальным. Почему лучшей экранизацией "Идиота" считается японская? Не только потому, что Акира Куросава великий режиссер, но и потому, что чем дальше кинематограф отходит от рабского следования тексту, тем больше шансов найти ему экранный эквивалент. И лучшие отечественные экранизации тоже рождались в результате ухода от буквального прочтения — взять хотя бы "Дворянское гнездо" Андрея Кончаловского (кстати, партнера толстовского проекта с российской стороны) и "Неоконченную пьесу для механического пианино" Никиты Михалкова. Или вот когда директора Берлинского кинофестиваля Дитера Косслика упрекнули за нелюбовь к русскому кино, он сказал, что, напротив, очень его ценит, особенно... "Доктора Живаго" — на Западе именно фильм британца Дэвида Лина с египтянином Омаром Шарифом в главной роли считается эталоном "всего русского", хотя Москву снимали в Испании, остальное — в Финляндии и Канаде.
Вот и "Последнее воскресенье" целиком снималось в Германии с ее аккуратными, так не похожими на яснополянские, пейзажами. Работали на совесть: стремились к благородной скромности, к точному воспроизведению исторической среды, для массовок собирали русских эмигрантов. Стремление избежать "клюквы", конечно, похвально, но все равно попытки имитировать в западных условиях русскую атмосферу выглядят натужно. Гораздо вдохновеннее у создателей фильма получаются фантазии "про этих русских". Как пишет критик Роджер Иберт, если в благородных образцах британского исторического кино (например, в фильмах Джеймса Айвори) героиня хочет секса, она бросает многозначительный взгляд на канделябр. А вот Софья Андреевна сразу переходит к делу и начинает игриво кудахтать. Вывод: англичане подавляют свои эмоции, в то время как бесшабашные русские охотно дают им выход.
Пролавировать между почти религиозным каноном и стереотипом масскульта — маневр, доступный только матерым профессионалам. Более радикальный или наглый режиссер вовсе бы разрушил канон и показал другого Толстого, который в дневниках сокрушался о том, что опять задрал подол какой-нибудь девке: "Зачем? И перед Богом стыдно, и перед людьми смешно". Но Михаэль Хоффман предпочитает не позорить старика и отводит активную роль его неуемной супруге, выводя ее из образа жертвы. Хелен Миррен не боится самых рискованных сцен: ее героиня с ловкостью каскадера забирается на балкон, чтобы сорвать планы толстовцев, предстает нечесаной, заплаканной, но не выглядит жалкой. Вероятно, в жизни Лев Николаевич был гораздо более жесток к Софье Андреевне, но разве можно представить, чтобы он так относился к женщине с внешностью и манерами Хелен Миррен?
Конечно, с хрестоматийных позиций и эти невинные фривольности унижают титана. Вероятно, чтобы компенсировать их, для проката в странах СНГ картину переименовали в "Последнее воскресенье": хоть и небольшой, но намек на духовность. Однако, как его ни назови, смотреть это кино куда занятнее и для ума, и для сердца, чем дуэт Сергея Герасимова и Тамары Макаровой в старой картине о Льве Толстом, где к героям относятся как к иконам.