100 лет назад умер Лев Толстой. Для "Огонька" это почти личное событие. Ведь "Огонек", которому в декабре исполняется 111 лет, был современником писателя и вел репортаж не только с его похорон, но и немало писал о нем живом.
За прошедший век наследие Толстого стало принадлежать не только России, но и всему миру. К нему пристраивалась и советская власть, и Голливуд
В ноябре 1910 года «Огонек» посвятил два своих номера смерти Льва Толстого и прощанию с ним. Мы публикуем репортаж наших коллег, к сожалению, оставшихся неизвестными: тогда журналистские материалы не подписывали.
Толстой умер...
В сочетании этих скорбных слов, на которые трепетным отзвуком отозвался весь просвещенный мир, коренится явное противоречие. Не умер творческий гений Толстого, не могло умереть то, что составляло сущность его великого духа.
Как бы в назидание современному маловерию, в Толстом нам дано воспринять пример очевидного бессмертия, ограниченного лишь пределами несовершенного человеческого понимания. И самые заблуждения этой мятущейся, страстной души, до последнего дня земной жизни искавшей прямого пути к Богу, лишь еще более роднят с нею остальное, слабое и греховное, человеческое.
Общий вид станции Астапово (внизу слева)
Дорожный мастер С. Овчинников, который на станции Астапово выносил из вагона больного Льва Толстого (внизу справа)
Начальник станции Астапово, И.И. Озолин, оказавший, как писал тогда «Огонек», «гостеприимство великому писателю» (наверху справа)
Дом начальника станции Астапово. Окно комнаты, где скончался писатель, отмечено крестом. (наверху слева)
Разлад между словом и делом, между исповедуемыми идеалами и практическими проявлениями воли, подвиг великого писателя отречься от семьи, родового гнезда, всех привычек долголетней жизни и на самом закате дней искать примирения с самим собою в слиянии с великою народною стихиею. На пути к избранному им месту подвижничества Толстой успел посетить две обители: Шемардинский монастырь, где простился с любимою сестрою, Марией Николаевной Толстой, и Оптину пустынь, которую посещал неоднократно. Предсмертные посещения эти являются как бы символом неустанных религиозных исканий великого писателя. Следуя далее на юг, Толстой занемог воспалением легких и вынужден был остановиться на маленькой станции Рязанско-Уральской дороги Астапово, где нашел себе приют в скромном домике начальника станции. Сюда в течение нескольких дней, предшествовавших кончине великого старца, последовавшей 7 ноября в 6 ч. 5 м. утра, устремлялись взоры всего просвещенного мира, с трепетным вниманием следившего за течением неумолимого недуга. Затерянная в глуши железнодорожная станция преобразилась: прибыла вся семья Толстого, несколько врачей, друзья великого писателя, корреспонденты русской и иностранной прессы. Для известий о Толстом был проведен специальный телеграфный провод. Бюллетени о ходе болезни долго поддерживали надежду на выздоровление; исход ее, по мнению врачей, всецело зависел от деятельности сердца. Но это сердце, так страстно любившее страдающее и заблуждающееся человечество, уже не могло преодолеть непосильной задачи. Оно изнемогло, и с его изнеможением тихо, безболезненно прервалась на 83-м году земная жизнь Толстого.
В "Круге чтения", составленном им из различных изречений на каждый день года, день 7 ноября отмечен мыслями о смерти, проникнутыми верою в лучшую жизнь в загробном мире. Как бы предчувствуя значение этого рокового дня, великий старец написал: "Жизнь есть сон, смерть — пробуждение", "Смерть есть начало другой жизни" и выдержку из Цицерона: "Я не жалею о том, что родился и прожил большую часть моей жизни, потому что, когда я жив, я имею причины думать, что принес некоторую пользу людям. Когда придет конец, я оставлю жизнь, как будто ухожу из гостиницы, а не из своего дома, потому что я думаю, что наше пребывание здесь — преходящее, только временное". Ниже написано собственной рукой Толстого: "Мы можем только гадать о том, что нас ждет после смерти. Будущее от нас скрыто. Оно не только скрыто, оно не существует, так как будущее говорит о времени, а мы со смертью уходим в безвременье".
Через несколько часов после кончины Толстого на его смертное ложе, убранное цветами, уже был возложен венок из хризантем от местной интеллигенции с надписью: "Апостолу любви". За этим первым по времени проявлением благоговения к праху почившего последовали бесчисленные другие, вплоть до самого погребения, назначенного на вторник, 9 ноября, в Ясной Поляне. Хотя Толстой за несколько дней до смерти выразил категорическое желание, чтобы ему были устроены совершенно скромные похороны и чтобы не было венков, но семья решила никого не стеснять в формах чествования памяти великого писателя и в выражениях соболезнования.
К великому прискорбию многих почитателей гения Толстого, похороны его, как отлученного православною церковью, было решено ограничить гражданскими обрядностями.
Домик в Астапове, в котором скончался великий писатель, предположено приобрести в национальную собственность и перенести в неприкосновенном виде в Ясную Поляну.
Погребение Льва Толстого
Эпилог яснополянской трагедии столь же необычаен, обвеян таким же легендарным величием, как последние дни жизни и кончина Толстого.
Останки великого человека, взволновавшего весь мир предсмертным взмахом крыльев своей орлиной души, совершили последний путь со станции Астапово на станцию Козлова-Засека в темную зимнюю ночь на 9 ноября. Природа как бы окутала траурным флером поезд, которые вез все, что осталось от бренной оболочки почившего богатыря русского духа.
Поезд подошел к станции в девятом часу утра. Многочисленная толпа встречающих замерла в ожидании. Вот яснополянские крестьяне с венком Толстому, дочь великого писателя Александра Львовна, сын Лев Львович, только что вернувшийся из Парижа, представители города Москвы с цепями на груди, съехавшиеся отовсюду журналисты, фотографы... Еще мгновение, и из поезда первым, без шапки, в коричневой поддевке, выходит на платформу станции граф Сергей Львович. За ним — графиня Софья Андреевна, в черном платке и черной шубе. Это только тень прежней энергичной, полной жизни подруги Толстого. Графиня, тяжело опираясь на палку почившего, опустилась на стул, заботливо подставленный кем-то, и разрыдалась. Дверцы товарного вагона распахнулись; яснополянские крестьяне вместе с сыновьями Толстого вынесли гроб. Он кажется таким странно маленьким и простым, таким же простым, каким был весь величавый облик почившего патриарха русской литературы. Тысячеголосая "Вечная память" встречает его на пороге последнего обиталища. Многие рыдают...
Траурная процессия медленно растягивается почти на версту по тому самому пути, который так часто совершал Толстой в последние годы жизни. Торжественное пение "Вечной памяти" сглаживает впечатление, производимое необычным отсутствием клира. Поражает обилие синих студенческих фуражек: из Москвы приехало на погребение около пяти тысяч представителей учащейся молодежи.
Траурная процессия минует живописные окрестности яснополянской усадьбы, знакомые всему миру по фотографическим снимкам. Вот показалась историческая усадьба с ее белыми столбами у входа. Вот "дерево бедных", у которого любвеобильный старец расспрашивал несчастных просителей об их нуждах...
Гроб с телом Толстого вносят в вагон на станции Астапово (на фото наверху)
В усадьбу внесли гроб Толстого; за ним проследовали лишь немногие. Тысячи провожающих остались снаружи, терпеливо выжидая очереди проститься с покойным.
В гробу Толстой как бы умалился; тело его кажется почти детским. Нос заострился; лик бледный, суровый, строгий. В бороде белеют кусочки гипса, прилипшие во время снимания маски. Углы сжатых, тонких губ скорбно опущены.
— Проходите, проходите! — торопят прощающихся распорядители-студенты.
Уже день начинает меркнуть, а вереница ждущих очереди на дворе усадьбы не убывает. Семья Толстого принуждена была прекратить трогательное прощание. Яснополянские крестьяне вынесли гроб из усадьбы. При виде его тысячная толпа опустилась на колени... Потрясающее, незабвенное мгновение!
Под пение "Вечной памяти" процессия потянулась к кургану с пятью липами, где пожелал быть похороненным Толстой. Здесь великий писатель, игравший в детстве с братьями в особый рыцарский орден, зарыл "зеленую палочку". Он верил, что, когда выкопают "зеленую палочку", на земле воцарятся любовь, добро и справедливость; на закате дней он пожелал, чтобы хоть его прах приобщился к поэтическому символу.
Земля гулко осыпает крышку гроба. Насыпь покрывается бесчисленными венками. Над нею олицетворением неутешной скорби вырисовывается величественный облик графини, поддерживаемой сыновьями.
Земное предано земле; великая душа переступила порог вечности. Догорающий день озарил курган лучами бессмертия.