Каха Бендукидзе: экономические реформы и борьба с коррупцией — на 90% одно и то же

По приглашению украинских властей в Киев прибыл бывший министр экономического развития Грузии КАХА БЕНДУКИДЗЕ. В правительстве рассчитывают использовать его опыт в реформировании экономики для проведения аналогичных изменений в Украине. Корреспонденту Ъ ЮРИЮ ПАНЧЕНКО господин Бендукидзе рассказал о том, как следует сокращать социальные расходы и проводить непопулярные реформы.

— Расскажите о целях вашего визита в Украину и советах по реформированию украинской экономики?

— В целом это ответ на визит вашего вице-премьера Сергея Тигипко. Когда он был в Грузии, я, к сожалению, не смог с ним встретиться, и он пригласил меня в Украину рассказать о нашем опыте экономических реформ. Мне кажется, у украинской экономики есть шансы стать одной из крупнейших в Европе. Безусловно, не сразу, а лет через 20-40, но она сможет стать одним из основных производителей товаров для Европы. Чтобы добиться этого, нужно прежде всего преодолеть те ошибки, которые были допущены за последние годы. Самое важное — правильный налоговый режим. Понятно желание государства собрать как можно больше денег. Вместе с тем — чем выше налоговое бремя, тем медленнее развивается бизнес, тем слабее малый бизнес, тем хуже занятость населения. Еще одна проблема, и ни для кого это не секрет, что основная проблема у вас в стране — коррупция. Безусловно, полностью преодолеть коррупцию невозможно, но можно снизить ее уровень, уменьшив контакты бизнеса с властями — все эти разрешения, согласования. Чем меньше будет таких точек соприкосновения, тем эффективнее будет борьба с коррупцией. Тем более что экономические реформы и борьба с коррупцией — это на 90% одно и то же.

— Я не буду ранжировать эти ошибки. Но напомню, что около 20% вашего ВВП идет на выплату пенсий. Это огромная цифра, возможно, даже рекорд среди пенсионных систем, и это показывает, что были приняты неправильные решения, которые привели к такой ситуации. Дело в том, что пенсионная система и так была не очень эффективной, а кроме того, из-за политического популизма наполнилась обещаниями. В итоге, я уверен, люди стали получать меньше. Хрестоматийным является сравнение систем Индии и Китая: в Индии социальные выплаты были больше, а в Китае — меньше. В итоге экономика Китая развивалась быстрее, и сейчас, хотя доля социальных выплат в китайской экономике остается меньше, чем в индийской, в абсолютном выражении она больше. Таким образом, люди станут получать больше, если сумма социальных отчислений будет уменьшена. Такое уменьшение не обязательно означает, что пенсии снизятся, просто необходима большая целенаправленность выплат.

— Эта мера, безусловно, не будет популярной. Но необходимо понять, что в 55 лет люди остаются работоспособными, и получается дискриминация по возрасту. Но я говорил о другой дифференциации. Среди пенсионеров могут быть люди обеспеченные и люди, не имеющие других средств к существованию, кроме пенсии. Разве это справедливо — платить им по одному принципу? Нет, принцип общественной справедливости предусматривает, что помощь должна предоставляться лишь тем, кто в ней по-настоящему нуждается. Это не праздный вопрос, так как пенсионная система в бывших советских странах была сделана по единой кальке. Она не предусматривает накопления, а представляет собой всего лишь специфический вид налогообложения. Поэтому, помимо повышения пенсионного возраста, необходима более адресная социальная помощь. Тогда пенсионная система, даже в рамках тех сумм, которые на нее сейчас расходуются, будет иметь больший эффект.

— Каким может быть предельный объем социальных трат для развивающихся стран?

— Есть исследования стран с разной налоговой системой, проведенные в середине 1990-х годов. Оказывается, что страны, в которых суммарные налоги не превышают 20% ВВП, развиваются наиболее быстро. Тогда их было четыре: Тайвань, Сингапур, Гонконг и Южная Корея, чуть выше был показатель в Малайзии. Сейчас к ним добавился Китай. Нельзя сказать, что это единственное условие. Необходимы низкие налоги в стране, которая эффективно их собирает. Есть страны, где высокие налоги, а собирается их очень мало. Такое происходит там, где государства как такового нет, а его заменяют политические сообщества. В этих странах проблемой являются не налоги, а отсутствие нормальной жизни.

— В 2004 году мы провели налоговую реформу в несколько этапов. Сначала отменили мелкие налоги, которые причиняли больше неудобств, чем собирали денег, потом уменьшили ставки на ряд ключевых налогов, а уже потом повторили снижение налоговых ставок. Я считаю, что тогда же мы допустили и ошибку. Мы боялись, что резкое снижение налогов вызовет проблемы бюджета. На самом деле упрощение налогообложения привело к значительному росту бюджетных доходов — на 5% ВВП. После этого каждое уменьшение налоговых ставок приводило к небольшому росту бюджетных поступлений. Нужно драконовское отношение к неуплате налогов — проверки, контрольные закупки, наказания неплательщиков. Третий шаг — налоговая амнистия. Все прежние нарушения с неуплатой налогов, если не было возбуждено дело, мы стали считать несуществующими.

— Идея украинской реформы состоит в уменьшении налогового пресса крупных плательщиков за счет увеличения базы налогообложения, в том числе за счет малого и среднего бизнеса. Вы согласны с таким подходом?

— Это неправильно. Если бы мы жили в идеальной стране, то там все могли бы облагаться одинаково. Возьмем такой пример — расходы на уплату налогов непропорционально велики для небольших компаний. Чтобы выровнять этот перекос, необходима система налогообложения, которая создавала бы льготы малым предприятиям. Кроме того, я наблюдаю в Украине очень трепетное отношение к советским предприятиям. Я сам руководил таким предприятием и знаю, что, хотя подобное внимание и приятно, это избыточное внимание. Оно не позволяет взойти росткам новых отраслей, которые вначале представлены лишь предприятиями малого бизнеса. Это важно для модернизации экономики.

— В какой-то степени да. Если не считать нескольких крупных компаний, в основном бизнес представлен предприятиями, где работают около сотни человек.

— Но ведь статистика показывает, что 75% ВВП Грузии создает крупный бизнес.

— Статистика относит к малому бизнесу предприятия с годовым оборотом до $3 млн. В реальности стоит говорить, что крупный бизнес — это предприятия с оборотом от $30 млн. Также важна динамика. Компания, которая была малой в 2005 году, уже сейчас может вырасти до крупной. Дело не в противопоставлении малого и большого бизнеса. Дело в том, что надо дать всем хорошие условия для развития, лишь создав дополнительные преференции для малого бизнеса, чтобы уравнять их возможности.

— Стоит ли давать преференции отдельным отраслям — возможно, с большей долей добавленной стоимости?

— Создавать новые льготы убийственно. Секторы получают неконкурентные преимущества, основанные не на том, что предприятия лучше, а на том, что они успешно лоббируют свои интересы. Суммарный выигрыш от этого будет отрицательным — отдельные предприятия могут выиграть, но страна в целом проиграет.

— Вернемся к социальным моментам. В Грузии нет пенсионного фонда. Нормально ли это?

— Это очень правильно, так как пенсионный фонд — фикция. Если в стране будет дефицит пенсионного фонда, вы что, не будете ему помогать? Дефицит пенсионного фонда необратимо ведет к помощи из госбюджета. Поэтому пенсионный фонд может быть эффективным лишь в одном случае — если у вас исторически наблюдается прирост населения. Тогда доходы с пенсионных отчислений способны обеспечить выплаты пенсий. В иных случаях эта система не работает. Система пенсионного фонда основывается на самообмане. Из ваших зарплат удерживается налог, и он якобы идет на вашу будущую пенсию, но на самом деле эти деньги сразу же расходуются. Единственная здоровая система — когда люди сами копят на свою старость. А нынешним пенсионерам в основном необходима целевая помощь. Зачем люди придумали пенсии? Бывает, что человек достиг старости, но ничего не успел накопить и впал в бедность. А вот если я уйду на пенсию, как, по-вашему, нужно ли мне платить пенсию?

— А это, по-вашему, нормально? У вас что, лишние деньги? Почему у меня, у которого все есть, и у человека, у которого ничего нет, пенсия должна быть одинаковой?

— А это каждая страна должна сама определять для себя. Создавать свои системы оценки: кому необходимо помогать, а кому — нет. Простейшая модель: одна часть общества бедная, другая — богатая. Надо помогать доплатами тем, кто имеет доходы ниже среднего уровня. Как минимум половина населения не должна обеспечиваться социальными благами.

— Это не единственная ваша непопулярная реформа. Еще была коммерциализация здравоохранения.

— Здравоохранение было коммерциализировано до нас. Что изменилось: мы перешли от здравоохранения, оплачиваемого государством лишь на словах, к медицине, реально оплачиваемой государством, но не для всех. Сейчас около 25% жителей Грузии — это наиболее малоимущие слои населения, получающие за государственный счет медицинскую страховку и бесплатную качественную медицинскую помощь. Еще 25% населения застрахованы сами. Поймите, если у вас бесконечное количество денег, вы можете делать все что угодно. Если сумма денег ограничена, вы должны выбирать, что лучше: раздавать всем сестрам по серьгам или помогать лишь бедным. И я думаю, правильно — помогать бедным.

— Конечно, сопротивление было большое. Но реформы проводило не только правительство, а вся власть. И есть очень точные показатели: за это время прошли не одни выборы, и то, что правящая политическая сила получает больше всех голосов, означает, что, хотя меры были непопулярными, они были восприняты населением.

— У нас наоборот — даже торможение роста социальных гарантий вызывает сильные политические протесты.

— Если вы просто повысите срок выхода на пенсию и больше ничего не сделаете, людям станет хуже, лучше не станет никому. Реформы необходимо проводить так, чтобы люди видели: ухудшение для некоторых несет улучшение для многих. Мы в Грузии провели реформу полиции и уволили около 18 тыс. человек. Они будут недовольны до конца своей жизни и, возможно, их дети тоже. Но сколько довольных? Около 4 млн человек. Значит, реформа была успешной. А если у вас все недовольны, а довольны, например, три человека — что же это за реформа? Очень важно и делать, и показывать результаты этих реформ. Люди должны их чувствовать. Например, сейчас мы повышаем пенсионный возраст, но это дает возможность снизить налоги. И людям, занимающимся малым бизнесом, стало проще. Или снизили налоги и посадили пару коррупционеров — тоже людям все понятно.

— Если говорить о макроуровне, рост экономики Грузии базируется на притоке иностранного капитала. Нет ли в этом проблемы, ведь Грузия более зависима от притока капитала и, в отличие от Украины, не имеет "жирового запаса" в виде внутреннего рынка?

— Мне кажется, что основная разница между Грузией и Украиной заключается в том, что у Украины более развит экспорт. Это означает, что у Украины есть преимущество, и оно во многом заменяет приток капитала. Ведь Грузии, в связи с меньшим размером, проще привлекать капитал. Для роста ВВП на уровне 10% нам необходимо привлекать около $2-2,5 млрд в год. А Украине для такого роста экономики — $30 млрд. Впрочем, размер мирового рынка инвестирования гораздо больше $30 млрд, и Украина тоже может добиться такого притока инвестиций. Кроме того, часто считается, что опасно полагаться на иностранные инвестиции, так как при изменении правил игры ты становишься зависимым. А ты не меняй правил игры! Например, Украина была меньше зависима от притока инвестиций, но пострадала от кризиса больше. И размер рынка тут ни при чем.

— Но в последние годы локомотивом экономического роста Украины был рост внутреннего спроса, вызванный увеличением социальных выплат. Это не только пенсии, но и минимальная зарплата, все это привело к росту покупательной способности граждан.

— Такого не бывает. Если минимальный уровень зарплаты был маленьким, то его повышение — это чисто фиктивная операция, а если нет, то такой шаг лишь вызовет рост безработицы. Внутренний спрос никак не зависит от минимальной зарплаты. Ведь эти деньги не хранились где-то, а потом злых олигархов заставили их отдать.

Интервью взял Юрий Панченко