Иностранные лица русского театра
История
Весь мир — театр, но не везде одинаковый. Европейская сцена желанна, но тесна. Поэтому народ профессиональный и творческий издавна поглядывал на Россию с интересом: рисков много, зато какие площадки!
В чужом репертуаре
Правда, первого иностранного постановщика пришлось извлечь из уже адаптированной среды: "учинить комедию" было велено жителю Немецкой слободы в Москве пастору Иоганну Грегори (1631-1675). Он собрал русскую труппу и написал пьесу "Артаксерксово действо" на библейский сюжет. 17 октября 1672 года в специально построенной "комедийной хоромине" царь Алексей Михайлович с боярами в течение 10 часов смотрел представление, которым остался очень доволен, после чего все отправились в баню омыться от нечестивого зрелища. Первый русский театр развлекал двор еще несколько лет до самой смерти царя.
Создание публичного театра было одной из европейских новаций Петра I. Для небольшой труппы Иоганна Кунста (ум. 1703), прибывшей из Данцига в 1702 году, был построен театрум на Красной площади. Поначалу представления шли на немецком языке, затем Кунсту велели обучать актерской игре местные дарования, а пьесы его репертуара были с грехом пополам переведены на русский язык. Так зритель смог увидеть "Честного изменника, или Фредерико-фон-Поплея и Алоизию, супругу его", "Тюрмового заключника, или Принца Пикельяринга" и иные славные пиесы. После смерти Кунста его миссию продолжил Отто Фирст.
Певучесть итальянская, изящество французское
Самой известной заезжей фигурой рубежа XVIII-XIX веков был итальянский театральный художник Пьетро Гонзага (1751-1831). Он создавал парки и росписи Павловска, писал декорации и устраивал целые спектакли, вообще обходясь без актеров,— одна иллюзорная картина сменяла другую, и публика была в восторге.
Пьетро Гонзага показал, что русскую публику можно покорить одними только декорациями
В XIX веке европейцы поставили на ноги русский балет и помогли обрести голос русской опере. Разделение театра на музыкальный и драматический произвел итальянец Катерино Кавос (1775-1840). Сам он возглавил музыкальный, написал и поставил несколько опер на русские сюжеты, в том числе "Ивана Сусанина". Познакомившись с партитурой "Жизни за царя" Глинки, Кавос не только принял оперу соперника к постановке, но и дирижировал ею. Одновременно на балетной сцене "венчался славой" франкошвед Шарль-Луи Дидло (1767-1837).
Во второй половине столетия "третью молодость" пережил на русской сцене Мариус Петипа (1818-1910). В содружестве с композиторами Чайковским, Пуни, Минкусом, Глазуновым великий француз сотворил чудо русского балета, который в следующем веке потрясал и Париж, и весь остальной мир. Правда, в советское время академическая школа была настолько уверена в своем непреходящем совершенстве, что полностью прозевала модерн-балет, и учить питерцев и москвичей современному языку сценического танца снова пришлось французу — Ролану Пети (р. 1924); среди русских версий его балетов — великолепный эксклюзив "Пиковая дама" (Большой, 2001).
От Крэга до Штайна
Катерино Кавос (на фото) и Мариус Петипа — иностранные отцы русской оперы и балета
Самым драматичным событием в истории драматического театра был альянс Гордона Крэга (1872-1966) с Московским художественным театром. Крупнейший теоретик модернистского театра не имел площадки для реализации собственных замыслов, и волей судеб таковой оказалась сцена и труппа МХТ, где вызревала совсем другая художественная система. "Гамлет" 1911 года не стал ни провалом, ни победой; он остался театральным призраком, недовоплощенной сущностью, которая до сих пор будоражит мысль историков театра, критиков и практиков.
После долгих десятилетий, в течение которых мир сцены был разделен железным занавесом, в России снова появился великий западный режиссер — Петер Штайн. Блестящего интерпретатора Чехова приглашали даже в советские времена, но работать в тоталитарной стране он наотрез отказывался, а в 1990-х Штайн поставил восьмичасовой спектакль по "Орестее" Эсхила в Театре Российской армии (1994) и антрепризного "Гамлета" (1998), объединив их в своеобразную дилогию о колеблющемся герое-мстителе (там и там главные роли играл Евгений Миронов). В середине 2000-х шли переговоры о третьей постановке Штайна (шекспировский "Ричард II" в Театре наций, снова с Мироновым), но проект не дошел до воплощения.
Без железного занавеса
«Гамлет» Гордона Крэга (на фото) с Василием Качаловым и Ольгой Книппер-Чеховой вошел в историю как один из самых мучительных диалогов русской и европейской театральных школ
В 1990-е — 2000-е петровско-пушкинская мечта "Все флаги будут в гости к нам" наконец стала полноценно реализовываться и даже немного вышла за пределы Европы.
Инвалидные коляски в постановках Тадаси Судзуки ("Король Лир" в МХТ им. Чехова, 2004; "Электра" по Софоклу и Гофмансталю в Театре на Таганке, 2007), символизирующие мир как больницу, вызывают у зрителей и критиков приятное чувство узнавания приема.
Британец Деклан Доннеллан стильно, иронично и небанально перечитывает Шекспира ("Зимняя сказка" в Малом драматическом театре в Санкт-Петербурге, 1999), русскую классику ("Борис Годунов" Пушкина во МХАТе им. Горького, 2000; "Три сестры" на Чеховском фестивале, 2005) и их музыкальный симбиоз ("Ромео и Джульетта" Прокофьева в Большом театре, 2003).
Фаворит многих российских трупп и фестивалей, теперь уже главный приглашенный режиссер петербургского Театра им. В.Ф. Комиссаржевской — болгарин Александр Морфов одинаково хорош в классике ("Буря" Шекспира, "Дон Жуан" Мольера — в Театре Комиссаржевской), водевиле ("Люсьет Готье , или Стреляй сразу!" Жоржа Фейдо — в театре Et Cetera), абсурдном фарсе ("Король Убю" Альфреда Жарри — в Et Cetera) и интеллектуальной драме ("Пролетая над гнездом кукушки" по Кену Кизи, "Визит дамы" Дюрренматта — в "Ленкоме").
Отметились на русской сцене и патриархи польского кино: Анджей Вайда — "Бесами" в "Современнике" (2004), а Кшиштоф Занусси — "Доказательством" Дэвида Оберна в Российском молодежном театре (2010), "Девой и смертью" Ариэля Дорфмана в Национальном академический драматическом театре им. Горького (2010). При этом Вайда соперничал с собственной экранизацией романа Достоевского, а Занусси — с американскими экранизациями обеих выбранных пьес.
Петер Штайн (слева), не обнаружив в России единственно верного понимания «Гамлета», собрал его русский текст из пяти разных переводов
Фото: ИТАР-ТАСС
Легендарный литовец Эймунтас Някрошюс поставил в России и с русскими актерами "Вишневый сад" (совместный проект театра "Мено Фортас" и Международного фонда К.С. Станиславского, 2003) и три оперы в Большом театре, в том числе нашумевших "Детей Розенталя" Десятникова на либретто Владимира Сорокина (2005).
Закончим этот далеко не полный обзор самым молодым и провокативным потрясателем российской сцены. 34-летний уроженец Гамбурга Георг Жено, выпускник ГИТИСа (курс Марка Захарова), режиссер Театра.DOC и основатель Театра им. Йозефа Бойса, уже почти ассимилировался на русской почве, но заботливо лелеет свой певуче-перекатистый немецкий акцент. В активе Жено — проблемная молодая европейская драматургия (Norway today Игоря Бауэршима, "Сексуальные неврозы наших родителей" Лукаса Берфуса, "У нас все хорошо" Дороты Масловской), основанные на документальном материале экскурсы в не самую приглядную российскую реальность "Песни народов Москвы" (о бездомных), "Заполярная правда" (о ВИЧ-инфицированных), и вызывающие массу споров, но идущие в неизменно полных залах интерактивные проекты "Демократия.док" и "Общество анонимных художников". Можно принимать или не принимать то, что делает Жено, но трудно оспорить факт, что интенсивный поиск новых жанров, новых форм взаимодействия с залом и возвращение в российский театр острого социального высказывания о сегодняшнем мире — тоже забота иностранца. Целая волна документальных и интерактивных проектов, появившихся буквально в последний год, говорит, что этот вызов не остался безответным.