Сага о магах

18 ноября в российский прокат выходит седьмой, заключительный фильм о Гарри Поттере — "Гарри Поттер и дары смерти" ("Harry Potter And The Deathly Hallows") Дэвида Йетса. Фильм разделен на две части, премьера второй из них намечена на июль 2011 года. Но уже сейчас можно вызвать похоронную команду: не мелочась, Джоан Роулинг убила в седьмой книге более 20 героев, включая домового Добби и сову Буклю.

Михаил Трофименков

Добби, конечно, жалко, но зато и с Волан-де-Мортом покончено. Еще отраднее, что Гарри (уже 20-летний Дэниел Рэдклифф) получил выгодное распределение в министерство магии и женился на Джинни Уизли (Бонни Райт), сестре рыжего Рона (Руперт Грин). Гермиона (Эмма Уотсон) досталась, соответственно, Рону. Пошли детишки. Встречаясь на вокзале Кингс-Кросс, родители обсуждают их будущее: а ваши где учатся, старшенькая уже в Хогвартсе, надо же, а вот нашему еще ждать и ждать. Легкую досаду вызывает разве лишь то, что так и осталось невыясненным, какого черта 13 июня 1943 года делал василиск в женском туалете школы магов, где его взгляд убил Плаксу Миртл.

Роулинг, конечно, намерена выдоить золотую жилу поттерианы до капли. В 2007 году она уже издала эксклюзивным рукописным тиражом семь экземпляров "Сказки барда Бидля" — классический сборник, который маги читают своим детям,— и обещает в скором времени выпустить энциклопедию, упорядочивающую мир саги. Что ж, классификация фантастических существ — почтенный жанр. Его непревзойденный — якобы древнекитайский — образец приводит Хорхе Луис Борхес, и сам сочинивший "Книгу вымышленных существ", в этюде "Аналитический язык Джона Уилкинса": "Животные делятся на а) принадлежащих Императору, б) набальзамированных, в) прирученных, г) сосунков, д) сирен, е) сказочных, ж) отдельных собак, з) включенных в эту классификацию, и) бегающих как сумасшедшие, к) бесчисленных, л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочих, н) разбивших цветочную вазу, о) похожих издали на мух".

Как пригодилась бы Роулинг насмешливая легкость Борхеса, чтобы расписать в будущей энциклопедии все эти фестрали, делюминаторы и жабросли. Ведь это язык не сказки, а инструкции по использованию соковыжималки: вот эту хрень — крестраж называется — вставляешь в легилимент и крепко завинчиваешь растопырник. Выяснения же, кто из учеников и преподавателей Хогвартса причастен к движению слизеринцев, ордену Феникса или отряду Дамблдора — тайным обществам внутри самого тайного общества на свете,— напоминают прения на партсобрании: а кто это у нас в 1923 году голосовал за троцкистскую резолюцию?

Можно сколько угодно иронизировать по поводу языка Роулинг. Сравнивать постановщика первых двух "Поттеров" сюсюкающего Криса Коламбуса и мелькнувшего беззаконной звездой в истории саги Альфонсо Куарона. Разбирать по винтикам эклектичную конструкцию поттерианы, основанной на надежной схеме "Волшебника Земноморья" (1968) Урсулы Ле Гуин и орнаментированной всем, что мировая культура послала, от внешности Дамблдора, подозрительно напоминающей описания Мерлина, до появившейся тоже в финальной части — прямиком из "Орфея" Жана Кокто — волшебной радиостанции. Но все это не имеет смысла: Роулинг победила.

Ее сказка, без преувеличения, стала одним из главных символов рубежа веков, причем мгновенно, чуть ли не в день публикации "Гарри Поттера и философского камня" в июне 1997 года. Точнее говоря, поттериана отражала и формировала идеологию эпохи. Да что там идеологию, кажется, она вывела даже новый генотип умника. Вглядитесь в лицо Бенедикта Камбербэтча — современного Шерлока Холмса из сериала BBC — или Джесси Айзенберга в роли Марка Цукерберга из "Социальной сети" Дэвида Финчера. Это же выросшие Поттеры. Впрочем, Поттеры не растут. Точнее говоря, растут, но до известного предела.

Поттериана не то чтобы сравняла детей и родителей: мало ли сказок, которые и стар и млад читали с одинаковым восторгом? Поттериана их нивелировала. Роулинг задумала как бы взрослый роман для детей, на первый взгляд следующий не только сказочной традиции, но и роману воспитания XVIII-XIX веков. На выходе мы имеем детский роман для взрослых, среди которых гораздо больше верных паладинов саги, чем среди их подросших детей, обратившихся к другим книгам, ну или к музыке, наркотикам, бизнесу.

Можно даже математически точно определить возрастной интеллектуальный ценз, которому соответствуют взрослые поклонники романов и фильмов. Первый фильм о Поттере (2001) вышел в прокат без возрастных ограничений. Второй (2002) был дозволен детям от десяти лет и старше, третий (2004) — от двенадцати, четвертый (2005) — от тринадцати. На этой отметке цензурный рейтинг и замер навечно. То есть идеальному поклоннику Поттера всегда тринадцать. У него всегда переходный возраст.

Понятно, что доза эпизодов, способных не на шутку напугать детей, продюсерами остроумно дозировалась. Заранее было задумано, что зрители будут как бы расти вместе с героем, но до поры до времени. Остроумно, но странно: у героев сказки нет возраста, это противоречит самой природе жанра, они не могут быть как все. Алиса никогда не выйдет замуж, Винни-Пух не заболеет артритом, Карлсон застрахован от сахарного диабета и износа пропеллера. Однако у Гарри все как у людей: дом — полная чаша, карьерные перспективы. Только Шреку так повезло в личной жизни, но он быстро впал в депрессию.

Все дело в том, что поттериана не сказка (разумеется, речь идет о литературной сказке XIX-XX веков). Ведь как в сказке случается чудо, как герои попадают в Зазеркалье: трах-тибидох-тибидох — и понеслось. Сказка — это всегда "вдруг". Алиса проваливается в кроличий лаз, торнадо уносит Дороти вместе с домиком, из кувшина вылезает тысячелетний старикан не в себе. Для того чтобы попасть в сказку, герою — ровеснику читателей и зрителей — не надо прилагать усилия, не обязательно быть паинькой, а шанс встретить Мэри Поппинс вообще не имеет никакого отношения к отметкам в дневнике.

Гарри Поттер и тут исключение. Вроде бы в его истории тоже присутствует пресловутое "вдруг" — известие о том, что он потомственный волшебник. Но даже при такой благоприятной наследственности ему не стать настоящим магом, если он не будет учиться, учиться и учиться. Его путь к знанию подозрительно напоминает путь, скажем, героя "Фирмы" Джона Гришэма. Студента, который, пока однокашники маются дурью, сидит по 48 часов в сутки в библиотеках и учит наизусть — как заклинания — юридические прецеденты за всю историю США. Если научится уместно использовать эти заклинания, его возьмут в солидную адвокатскую контору и в судах о нем будут говорить с испуганным уважением — как о волшебнике, выигрывающем дела, в которых обвиняемого могло спасти только чудо. Но давно набившие оскомину — не по вине автора — слова из "Золушки" Евгения Шварца "Я не волшебник, я только учусь" смешили как раз из-за несовместимости понятий "волшебство" и "учеба". Шварц, конечно, подразумевал, что волшебству не учатся, оно или есть, или его нет.

Отчасти Гарри Поттер просто яппи. Но яппи странный, яппи инфантильный, что попахивает оксюмороном. Яппи должен бежать впереди своего возраста, низвергать авторитеты. Карьера Гарри строится на следовании за авторитетами: за ним стоит иерархия, для описания которой язык Роулинг как раз более чем уместен.

И это тоже новшество в сказочном мире. Как правило, очутившись в нем, герои нарушали, переворачивали, а то и высмеивали его иерархию. Алиса крикнула королеве и ее свите, включая палача, что все они просто игральные карты, дунешь — и нет их. Дороти, известная советским детям под ником Элли, из "Волшебника Изумрудного города" разоблачила машинерию совсем не великого и тем более не ужасного Гудвина. Кукла наследника Тутти вообще совершила революцию. А вот у Роулинг, у которой даже даты жизни героев скрупулезно расписаны в интернете, понедельник никогда не начнется в субботу. В общем-то Роулинг идет против британской традиции, всегда уравновешивавшей легендарный консерватизм способностью к анархическому абсурду. Чего-чего, а абсурда в поттериане нет ни на грош.

Поэтому поттериана не только не сказка, но и лишь видимость романа воспитания. Хогвартс — типичная английская закрытая школа. В романах былых времен такие школы были — именно в силу своей вековечной иерархичности — мукой мученической для героев, разве что характер закаляли. Воспитанник пансиона должен страдать — это, наверное, не закон жизни, но железный закон жанра. Поттер не страдает ни от чего.

Впрочем, если вдуматься, иерархия в Хогвартсе оставляет нехороший осадок. Вся внутренняя жизнь волшебного сообщества вертится вокруг вопроса чистоты крови. Иерархия крови так разработана и так заботит магов, что невольно вспомнишь: Англия — родина расовой теории. Даже милейший Гилберт Кийт Честертон устами своих любимых героев порой сообщал — вскользь, как нечто само собой разумеющееся,— что доля арабской или, напротив, еврейской крови целиком и полностью объясняет поступок или преступление того или иного персонажа.

В мире Роулинг существуют маги и маглы — люди, немагическое население, не то чтобы быдло, но, во всяком случае, низшая раса. Есть полукровки и сквибы — отпрыски магов, лишенные волшебных способностей. Волан-де-Морт ненавидит маглов и полукровок, что порой объясняют тем, что он сам не совсем чист, вроде как не истинный ариец. Трудно припомнить другую сказку, в которой иерархия волшебного мира объяснялась бы с генетической точки зрения.

Правда, эпопея завершается ко всеобщему удовлетворению: дискриминации низших рас положен конец. Наверное, взяв за образец американский опыт "положительной дискриминации", стоит предположить, что вскоре попасть в Хогвартс не сможет ни один потомственный маг — все заполонят маглы.