Премьера опера
В Мариинке прошла первая премьера сезона — "Средство Макропулоса" Леоша Яначека в постановке Грэма Вика, привезенная из Королевской оперы Дании, где спектакль был поставлен в 2006 году. Три часа в зале Мариинского театра провел ВЛАДИМИР РАННЕВ.
У англичанина Грэма Вика, одного из мировых лидеров режиссерского цеха, спектакль получился уникальный — странный, но без странностей. Его странность — в нарочитой монотонности происходящего, топтании на месте и разжевывании избыточных подробностей. Таким образом режиссер ароматизирует действие спертым душком конторско-буржуазного быта, в котором толкутся жаждущие dolce vita и утомленные ею — адвокаты и их клиенты, пришибленный "офисный планктон" и скользкие дельцы. Их повадки шаблонны до тошнотворности, и даже когда иконографический образ буржуазной сласти — шикарная оперная дива — объявляется посреди их благодушной затхлости, они сходят с ума тоже как по трафарету.
Речь в либретто по пьесе Карела Чапека идет о запутанной судебной тяжбе за наследство, длящейся около ста лет. Она бы тянулась еще сто, если бы не появление нового претендента — оперной примадонны Эмилии Марти. Эта нахальная дамочка — спусковой крючок в разворачивании не ахти какого детективного сюжета. Но господин Вик этот сюжет не разворачивает, а как бы сворачивает, представив на сцене вопиющую обыденность с опрятными, но бледными декорациями, ленивыми движениями героев и их бесконечными разговорами. Даже не разговорами, а, вопреки речитативному разнообразию вокальных партий, почти бесстрастным зачитыванием реплик по нотам, не более того. В этом случае как-то бессмысленно оценивать работу солистов — Екатерины Поповой, Сергея Семишкура, Василия Горшкова, Марины Алешонковой, Сергея Романова и других. Разве что отметить, что все они были профессионально убедительны.
Где-то к концу первого действия тягостность происходящего становилась невыносимой, что поначалу казалось особой режиссерской стратегией. Но к середине второго действия изнывать от тоски (все-таки активная эмоция) публика устала, в зале воцарилась откровенная скука. Дело в том, что режиссер, создавая странное для оперных подмостков зрелище, напоминающее телеспектакли советского ТВ, не дожал его действенными странностями — сильными, цепляющими зрителя выражениями своих намерений. И когда в конце третьего действия выяснилось, что Эмилия Марти, испив некогда средство Макропулоса, живет и цветет уже 300 лет и посему является наследницей первой очереди, эта новость стала не более чем очередной деталью в судебном разбирательстве и не придала сюжету смысла. И последующая за этим мораль — "есть кое-что еще" (кроме жизни), "смерть придает жизни значение" и что "душа умерла" — оказалась нелепо приклеенным оправданием трехчасового обсуждения судебного бумагооборота.
Видимо, подыгрывая режиссеру, оркестр Мариинки под управлением Михаила Татарникова играл как на свадебно-похоронной халтуре. Все около нот и около доли. Сочная, эклектичная — от экспрессионизма до репетитивного минимализма — партитура Леоша Яначека превратилась в размазанную звуковую кляксу. Опять же, если бы это было сделано намеренно, можно было бы уцепиться за дирижерский ход мысли. Но если даже какие-то намерения и были у маэстро, то от слушателей ему удалось их скрыть.