Две выставки этого лета в Эрмитаже перекликаются между собой. "Синай. Византия. Русь" и "Сокровища армянской церкви из собрания святого Эчмиадзина": обе апеллируют к реликвиям восточного христианства, обе близки хронологически (охватывают примерно последние 15 веков), обе посвящены конкретным святым местам и их связям с Россией. В провокативном соседстве с выставкой об искусстве ислама они провозглашают новую религиозную политику музея.
Нынешним летом в Эрмитаже — то ли Вавилон, то ли Иерусалим. Многоязычные толпы напоминают старые советские времена, когда перед входом в музей стояли длинные очереди; множество выставок об искусстве и культуре разных времен и народов; жара, духота, завывания экскурсоводов. Однако есть черты в этом пейзаже, никогда раньше за Эрмитажем не замеченные.
В яркой толпе то и дело мелькают монашеские рясы, низко опущенные на лоб платки, длинные темные юбки, арабские шали, черные кавказские одеяния. Встречаясь на парадной Иорданской лестнице, их владельцы растекаются однородными ручейками согласно своему вероисповеданию. Армяне — к сокровищам Эчмиадзина, православные — на выставку о Синае, мусульмане — на "Искусство ислама" (Ъ писал о ней 17 июня). В одном месте в одно время сошлись три выставки, подчеркнуто обращенные более к религиозным, чем к светским чувствам посетителей.
Пафос первых двух выставок схож: история русской и армянской церквей через их исторические и географические контакты. В случае с армянской церковью — на примере собранных за многие века реликвий из резиденции верховного патриарха католикоса всех армян святого Эчмиадзина. Одни являются священными для всего христианского мира, а другие принадлежат к его армянской ветви — и вся выставка принимает на себя роль главной армянской святыни в Петербурге.
На выставке "Синай. Византия. Русь" сложнее. Здесь тоже есть вещи, для верующих исключительно значимые, в первую очередь те, что привезены из монастыря Святой Екатерины на Синае, то есть до сих пор участвует в богослужениях. Однако и то, что хранится в музеях (иконы, рукописи, облачения, фрагменты фресок, церковная утварь), не потеряло своего религиозного содержания. Нынешняя выставка в Эрмитаже принципиально игнорирует искусствоведческий взгляд на собственные экспонаты и преследует цель выявить исторические связи русской и византийской церквей. А это означает предельно насыщенный религиозностью контекст. То, что древнерусское искусство наследовало византийскому, в доказательствах вряд ли нуждается. Но то, каким образом византийский эллинизм и архаическое христианство претворились в своеобразный сплав, который восприняла крещеная Русь, имеет смысл показывать на конкретных вещах — греческих, кипрских, грузинских, среднерусских иконах, например.
Каждая из выставок делает шаг по территории, до сих пор музеями мало посещаемой. Исламская экспозиция пытается объяснить законы и природу мусульманства в той стране, где с мусульманством слишком многое сегодня связано. Армянская выставка не только показывает армянские сокровища, но предваряет акцию по возвращению Эрмитажем армянской церкви в Питере других армянских реликвий. "Синай" также замахивается на межгосударственные отношения: напоминает о том времени, когда синайский монастырь был под покровительством России. Византия никогда не давала покоя русским государям, ей хотелось наследовать слишком во многом. Сегодня об этой связи напоминает Эрмитаж — ему, как музею, понимающему толк в имперских амбициях властей, это явно кажется своевременным.
КИРА Ъ-ДОЛИНИНА, Санкт-Петербург