Невыносимая привлекательность
Мужчины с тяжелым характером вернулись и опять любимы
Анна Наринская
Он устал. Он занят. Он и так уже многое повидал в жизни, и вообще — ему не до вас. Это все вроде бы абсолютно просто и вопиюще не ново, но таких теперь буквально единицы. И даже трудно сейчас понять, почему раньше их было так пленительно много.
Их — прошлых — можно назвать множество, даже если вспоминать только тех, кто особо запал в душу. Например, Алена Делона в "Смерти негодяя" Жоржа Лотнера, со следами возраста и вообще необычайно бурного прошлого на лице. Он так занят мщением за друга, что на молоденьких красоток Орнеллу Мути и Мирей Дарк у него просто не хватает ничего — ни времени, ни запала, ни просто свободных мыслей и чувств. А они-то сохнут по нему — смотреть жалко.
Из совсем уж незабываемого: сорокасемилетний Хэмфри Богарт (конечно, он, который молодым и хорошо выглядящим вообще никогда не был) в "Глубоком сне" Говарда Хоукса. Который только к концу этого абсолютно прекрасного и невероятно длинного фильма снисходит до того, чтобы обратить внимание на то, что Лорен Бэколл — не только подозреваемая, но и женщина.
А в одном из главных фильмов про настоящую страсть всех времен — "Джильде" Чарльза Видора — Гленн Форд, изображающий очередного мужчину с разнообразным, но неизменно темным прошлым и не менее темным настоящим, хоть и относится к героине Риты Хейворт очень нервно (относиться к ней по-другому было бы абсурдом), но между вздорной красоткой и своей отдельной мужской судьбой выбирает последнюю. Во всяком случае, вплоть до последних минут фильма.
Такой персонаж — помятый, вредоносный, зацикленный на чем-то совсем своем и, до поры до времени, плюющий на женщин (или заинтересованный в них исключительно en masse, что, собственно, и означает полное безразличие) — появлялся в кинематографе с обнадеживающей регулярностью, как будто маркируя нашу мечту о таком герое в жизни, особенно острую на фоне засилья мальчиков с отполированными щеками. Просто для того, чтобы доставить себе удовольствие, вспомним еще Клинта Иствуда у Серджо Леоне и Гэбриэла Бирна у братьев Коэн и пойдем дальше, чтобы сказать: сегодня его время наступило снова. И даже больше: он подошел к нам куда ближе, буквально зашел в комнату — теперь этот образ воплощается по большей части не кино-, а телегероями. Лучшая небритость уже много сезонов у доктора Хауса, а лучшая помятость — у Хэнка Муди.
Усталый бабник милее бабника жизнерадостного, а нервный и себе на уме бабник предпочтительнее бабника открытого и добродушного
Хью Лори в сериале "House M.D."
Телевидение, конечно, продукт куда менее спонтанный, чем кино, более того — это продукт принципиально рыночный. И доктор Хаус вместе с Тимом Ротом из "Lie to Me", и брутальный герой Филипа Гленистера из британских полицейских сериалов о семидесятых годах "Life on Mars" и "Ashes to Ashes" — хорошо продуманные и проработанные копии тех замкнутых и высокомерных героев прошлого, досконально проверенные фокус-группами для того, чтобы безошибочно стать дорогими миллионам сердец.
Так что — и это, можно сказать, подкрепленные статистикой данные — этим миллионам сердец усталый бабник вроде персонажа Дэвида Духовны милее бабника жизнерадостного, а нервный и себе на уме бабник вроде Дона Дрейпера из "Mad Men" предпочтительнее бабника добродушного.
Дело тут не только в привычной склонности к "плохишам" (хотя и без нее, конечно, не обошлось). И совсем уж смешно было бы ссылаться на то, что все эти персонажи талантливы и как-то особенно по-своему элегантны. (Хаус умудрился превратить в элемент стиля вылезающую из-под пиджака рубашку. Поднятый воротник тренча Филипа Гленистера передает привет даже не Делону, а Майклу Кейну из фильмов семидесятых. Дон Дрейпер... Ну тут можно было бы написать целое эссе, если бы их уже не написали так много.)
Но нет, тут скорее вот что. Защищая свое право на не-любовь, на скрытность, на демонстративно плохое поведение, на эгоцентризм, на виски с утра и викодин ближе к полудню, защищая свое право на грех, эти герои, да что там, скажем прямо, эти мужчины защищают, огораживают свою свободу. Которой в мире уже почти не осталось. Разве что ровно на них, получивших, чего скрывать, ее за наш счет. Что делает их, признаемся, еще привлекательнее.