Очередная графическая выставка в Третьяковке — "Рисунки карандашом: от Ореста Кипренского до Казимира Малевича" — во многом может считаться учебной. То есть не она сама по себе, а весь цикл "Техники и материалы графики" рассчитан на постепенное знакомство зрителя со спецификой разнообразных графических техник. По идее, с карандаша как основы художественной деятельности человека стоило бы начать (ну можно еще с угля — но наскальных изображений в фондах Третьяковки все-таки нет), однако первые три выставки музей предпочел посвятить сложным в исполнении графическим экзерсисам. На этот же раз речь пойдет о том, что иначе как "легким дыханием" и не назовешь: чистое искусство получается почти из ничего, из листа бумаги, руки художника и карандаша. Никаких резцов, литографских камней, медных досок, кислоты, деревянных форм, заливок, затяжек и прочих премудростей. Карандаши, правда, предлагаются на любой вкус: графитный, угольный, итальянский, сангина, разные цветные карандаши. Художники же, как и полагается главному хранилищу национального искусства, все как один отечественные.
Это не будет показом шедевров. Учитывая соседство с другой выставкой рисунка в Третьяковке — из Лувра (где тебе и Брейгель, и Рембрандт, и Пуссен, и Гоген), это единственно верный вариант: дабы не заниматься ненужными сравнениями. "Учебное" назначение этой экспозиции позволяет сосредоточиться совсем на других материях: не стремительный перебор громких имен, а степенный рассказ об особенностях рисунка карандашом как такового.
250 листов, ответственных за примерно полтора века русского искусства, вполне способны с этой задачей справиться. Множество типов — рисунок академический, рисунок альбомный, рисунок-дорожная заметка, набросок к будущей картине, отвергнутый замысел, учебная штудия, аналитическая таблица. Множество жанров — религиозная композиция, портрет, пейзаж, натюрморт, идея исторической картины, план победы нового искусства. Всевозможные стили и эпохи — русский классицизм, русский романтизм, русский бидермайер, передвижники, символисты, супрематисты. Рисовальщики отменные и не очень — Орловский, Кипренский, Бруни, Брюллов, Репин, Шишкин, Серов, Врубель, Малевич, Григорьев. Не столько пир для глаза, сколько упражнение для ума.
Эта выставка не о величии русского искусства. Какое уж тут величие, когда почти вплоть до Малевича все догоняли да догоняли. Она о рисунке как языке. Вообще-то в золотые годы девятнадцатого столетия, к которым и относится расцвет русского рисованного портрета, уметь рисовать было так же обязательно, как говорить по-французски. И если владение живописным мастерством воспринималось как божественный дар, то рисование было скорее способом общения. Профессиональный, как мы бы сказали сегодня, рисунок не всегда был отличим от светского, альбомного, да и статус профессионального художника был вовсе не так высок, как нам бы хотелось. Эволюция социального статуса русского художника и эволюция рисунка во внутренней художественной иерархии — вот контекст, в котором имеет смысл читать эту экспозицию. Тогда и скованные по рукам и ногам академические мадонны Бруни, и вялый рисунок Шишкина, и взывающие о страстном цвете фантазии Врубеля, и роскошные в своей уверенности и ленности линии Серова, и куда более живые, чем в живописном воплощении, композиции Малевича станут уже не просто иллюстрациями к грустноватой в целом хрестоматии отечественного искусства.