Концерт вокал
В зале Чайковского прошло концертное исполнение оперы Жака Оффенбаха "Сказки Гофмана". Один из главных французских оперных шлягеров второй половины XIX века спела приятная группа приезжих артистов самой широкой географии (Мексика, США, Швеция и Великобритания), поддержанная молодыми московскими певцами на вторых партиях, консерваторским камерным хором Бориса Тевлина и оркестром "Новая Россия", дирижировал которым француз Лоран Кампеллоне. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Мысль не просто посвятить оперу вполне реальному культурному персонажу из того же столетия, да еще заставить его при этом переживать всякие выдуманные приключения, конечно, странна. Представьте себе, как выглядела бы, допустим, у Римского-Корсакова опера "Герой нашего времени", где Печорин был бы заменен на Лермонтова. Впрочем, Эрнест Теодор Амадей Гофман у Жака Оффенбаха и его либреттиста Жюля Барбье — не столько реальный отец романтической фантастики, сколько эдакая персонификация условного поэта, мешающего действительность с собственными причудливыми грезами. Недаром сам композитор предполагал, что в трех "новеллах", составляющих второй, третий и четвертый акты оперы, и в обрамляющей их истории (первый и пятый акты) объединяющими персонажами должны быть не только Гофман и его Муза, принимающая облик его друга Никлауса: один и тот же певец должен был петь всех меняющихся злодеев, одна и та же певица — всех крайне разнящихся между собой возлюбленных поэта.
Именно этой логике и следовал кастинг в теперешнем исполнении "Сказок", что было особенно интригующим даже при учете того, что нам и сравнивать-то особо не с чем — неизменно популярнейшая на Западе опера у нас едва известна. Злодеи — Коппелиус, Миракль, Дапертутто, а также советник Линдорф — достались знаменитому британскому бас-баритону Эндрю Фостеру-Уильямсу (который в свое время пел у нас Алидоро в "Золушке" Россини с Теодором Курентзисом). Если к чьей работе из главных персонажей не было вообще никаких вопросов, так это к его героям — все оттенки на своих местах, голос сильный и стабильный, все сделано умно и без переборов по части лицедейства (а зачем, если подробности образов легко считываются и так).
Но и всех "роковых женщин" (куклу Олимпию, Антонию, куртизанку Джульетту, а также певицу Стеллу) тоже пела одна певица — американка Лора Клейкомб, певшая в Москве уже далеко не в первый раз, хорошо у нас известная и ценимая, в общем, вполне по достоинству. Пригласить ее петь все довольно-таки разные в вокальном отношении сопрановые партии было идеей амбициозной, но красивой, жаль только, что реализована она была все-таки не без потерь. Лора Клейкомб звонко и отчетливо пропела экстремальные колоратуры в арии Олимпии (при этом изрядно посмешив аудиторию трюками на тему механических повадок заводной куклы, у которой завод может кончиться в самый неподходящий момент), тепло и с изысканной меланхоличностью обрисовала чахоточную Антонию, но дальше сценическая энергетика как будто бы ослабела, и появления певицы уже производили менее ударное впечатление.
С меццо-сопрановой партией Музы Никлауса тоже получилось интригующе, поскольку ее получила Малена Эрнман — шведка с лорелеиной волной белокурых волос, чей репертуар простирается от самого требовательного барокко до поп-музыки (это она представляла Швецию на московском "Евровидении"). По части ровности и насыщенности тембра у ее меццо случались перебои, но партия скорее получилась — не в последнюю очередь благодаря сценичности и темпераменту певицы. Почти то же самое можно сказать и о самом Гофмане в исполнении мексиканца Артуро Чакона-Круса. Голос его при отличных задатках часто звучал простовато, но на его стороне были свежесть, выносливость, напор, прекрасная артикуляция, смелые и мускулистые верхи — при всей фантастичности рассказанной истории в его Гофмана было поверить легче всего.