Потомок кастратов

Филипп Ярусски на фестивале Earlymusic

XIII фестиваль Earlymusic завершили московский и питерский концерты весомой оперной знаменитости — молодого контратенора из Франции Филиппа Ярусски («Жарусски», с ударением на последний слог, как забавно переиначивают его восточноевропейскую фамилию во Франции). Московское выступление певца, проходившее в Малом зале консерватории, оценивает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.

В Москве господин Ярусски уже выступал, но это было четыре с лишним года назад. Тогда он уже смотрелся одной из самых востребованных фигур во все растущем (и все более привычном для концертных и оперных сцен) поголовье певцов-контратеноров, и все же за это время с его популярностью, кажется, произошло что-то поразительное. Ссылками на аудиофрагменты и видеоролики с его выступлениями увлеченно жонглирует даже та (признаем это, весьма многолюдная) часть интернет-аудитории, которая от старинной музыки и барочных опер чрезвычайно далека. Причем с не оставляющими сомнений простодушными комментариями типа «Ой, девочки, умираю с этого певца» (много восклицательных знаков и много смайликов, такой вот наш ответ лондонским дамам 1730-х годов, ахавшим в опере: «Один Бог, один Фаринелли!»). Что там тому причиной, мода на андрогинность или какие иные идейные особенности молодежных субкультур, но вот поди ж ты. Уже полвека прошло с тех времен, как Альфред Деллер стал возвращать на сцену в «правильной» гендерной диспозиции знаменитые партии, написанные для мужских контральто и меццо, но таких бурь еще не бывало — вздумай Earlymusic арендовать зал побольше, серьезных проблем с заполняемостью, похоже, все равно не было бы.

Хотя в МЗК певца, безусловно, было слушать куда приятнее и как-то удобнее, что ли, чем в Большом зале консерватории, где он выступал в прошлый раз и где его голос несколько терялся. Здесь все было более различимо и более ощутимо: насыщенный и красивый звук его ни на что не похожего меццо, отчетливость в самых техничных пассажах и та правда удивительная певческая культурность в чистом виде, которая, собственно, не имеет специального отношения ни к ситуации мужчины, поющего меццо-сопрано, ни к эрудированности по части барочного вокала. В первом отделении Филипп Ярусски спел псалом Вивальди «Nisi Dominus», во втором — две арии Секста из «Юлия Цезаря» Генделя (написанные не для альта, а для низкого сопрано) и две арии из «Полифема» Порпоры, а дальше было три полновесных биса — ария «Empio, diro, tu sei» из того же «Цезаря» (на сей раз уже альтовая, из заглавной партии), «Sento in seno» из «Юстина» Вивальди и любимый всеми контратенорами со времен выхода фильма «Фаринелли-кастрат» шлягер Порпоры — еще одна ария Акида из «Полифема». Демонстративно виртуозных номеров, иными словами, хватало; практически все певец исполнил если и не с тотальным блеском, то совершенно уверенно, точно и энергично. Что до явных чудес певческого умения, которых все привыкли ждать от этого репертуара, они были скорее в его чувствительной кантилене — в той же арии «Alto Giove» или в номере «Cum dederit dilectis» из «Nisi Dominus». Бог знает, насколько все это похоже на искусство кастратов, для которых была написана изрядная часть этой музыки; из сегодняшних певцов это правда ни на что не похоже — ни на бестелесное, немного церковное пение контратеноров первоначальной английской школы, ни на красочно-оперные по подаче голоса более недавних американских знаменитостей вроде Дерека Ли Рейджина и Дэвида Дениелса; у господина Ярусски, при всех его взрослых способностях, в самом голосе заметнее скорее подростково-мальчишеский оттенок.

Смущала разве что казавшаяся сыроватой программа. Скажем, «Солисты Екатерины Великой» Андрея Решетина сыграли две скрипичные сонаты работавших в России итальянцев XVIII века Луиджи Мадониса (посвящена императрице Анне Иоанновне) и Джузеппе да Лольо (посвящена Карлу Густаву Левенвольде, известному деятелю времен нескольких царствований первой половины столетия). Казалось бы, здорово, наша музыкальная культура того времени — целый континент, к сожалению, пока что едва тронутый теперешними исполнителями. Но в начале концерта при этом звучала соната Генриха Игнаца фон Бибера: я ничего не хочу сказать, «Солисты» играют музыку XVII века в принципе бесконечно интереснее, чем прочие наши музыканты (хотя в этом случае было многовато фальши), но с остальной программой это не очень вязалось. Анонсированные музыканты московского оркестра Pratum Integrum появились только в самом конце, хотя четыре номера с их участием (включая три биса) заставляли пожалеть о том, что их не привлекли для остальных арий. Впрочем, самый неприятный аккомпанемент обеспечил сам Малый зал консерватории с его новыми зрительскими стульями, весь вечер трещавшими и скрипевшими так, как будто и они помнили времена если не Бибера, то хотя бы Генделя.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...