фестиваль танец
В Лионе закончился крупнейший танцевальный фестиваль Европы — Biennale de la danse. Итоги биеннале оказались неутешительными для хореавторов XXI века, считает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Девиз "Encore!" ("Еще!"), под которым проводил свою последнюю биеннале ее создатель и бессменный куратор Ги Дарме, можно трактовать как в отношении качества фестивальной продукции (возглас "Encore!" у французов частенько заменяет международное "Бис!"), так и в отношении ее количества. В этом году число мировых премьер, созданных в копродукции с фестивалем, побило все прежние рекорды, составив три четверти программы биеннале. Однако художественный вес свежих спектаклей оказался несопоставим с работами многолетней выдержки. Большая часть опекаемых авторов, пробившихся к зрителям в новом веке, страдает режиссерским инфантилизмом — неумением додумать и четко выстроить свой месседж, сбалансировать все части спектакля или хотя бы позаботиться о том, чтобы не исчерпать его содержание после первых же 15 минут действия.
Компания Насеры Белаза, состоящая из сестры хореографа Далилы и танцовщика Тарика Буаррары, представила 50-минутный низкобюджетный проект "Le temps scelle" ("Припечатанные времена"), все содержание которого заключается в новой технике танца. Алжирская хореографиня изобрела метод движения, который нашел лучшее воплощение в ее собственном танце. Одетая в свободный трикотаж спорткостюма, эта полнотелая и фантастически пластичная дама движется с такой невероятной плавностью, будто у нее нет ни костей, ни суставов. Это похоже на жизнь медузы (от еле заметных колебаний в штиль до бурного штормового колыхания) и вводит в блаженное оцепенение, как плавание рыбы в аквариуме. Но когда "рыб" становится три, причем две новые явно проигрывают первой, возникает закономерный вопрос: куда и зачем, собственно, плывем?
Компания Ланабель и Грамм, показавшая спектакль "Corps deployes ou l`eventualite improbable" ("Развернутые тела, или Маловероятные возможности"), напротив, обозначила свою цель вполне отчетливо: с помощью простейших форм танца, найденных еще первыми модернистами век назад (бег, ходьба, падения, подскоки и всевозможные перекатывания по полу), показать бесчеловечность современного мира. Нехитрые телодвижения выполняются тремя танцовщиками очень четко, с разной скоростью и абсолютным бесстрастием — получается достоверный портрет живой шестеренки, ничтожной части большого невидимого механизма. Но целый час разглядывать столь очевидную "шестеренку" неинтересно, и вниманием публики безраздельно завладевает волшебная перкуссионистка, извлекающая надмирные звуки из полусотни разнообразнейших предметов, от суперсовременной ударной установки до древних гонгов и каких-то праисторических палочек. В результате движение оказывается необязательным дополнением к завораживающему музыкальному действу.
Идеальный альянс музыки и танца явила программа "дочки" знаменитой афроамериканской труппы Алвина Эйли — молодежной компании Ailley II. Танцовщики здесь, конечно, слабее, чем в метрополии, но успех им обеспечивает репертуар. Классика негритянского джаза — балет "Revelations", поставленный хореографом Эйли полвека назад на традиционную музыку,— столь прекрасна, что способна выдержать и несовершенное исполнение. А 20-минутная "Охота", сделанная Робертом Батлером в 2002 году на основе ритуальных африканских плясок и идущая под неумолчный грохот барабанов, загоняет зрителей не хуже дикого зверя: при созерцании черных полуголых мужских тел, заливающихся потом от немыслимой ритмической скачки, перехватывает дыхание даже на галерке.
Но лидером биеннале стали все-таки не афроамериканцы со своей национальной экзотикой, а универсальный американец Уильям Форсайт, чьи спектакли 1990-х годов включил в свой репертуар балет Лионской оперы. "Workwithinwork" (1998) — это почти классицистская по соразмерности и логике деконструкция классического балета. Причем сделанная на чужом поле — по законам классики, с вариационной разработкой доминирующих движений и использованием всех традиционных балетных форм, от вариаций до па-де-де. Непредсказуемость их трансформаций и поразительная изобретательность автора, умеющего из какой-нибудь позы efface вытащить бездну новых и совершенно невообразимых па, составляет захватывающую хореографическую интригу балета, а превосходное исполнение позволяет увидеть творение Форсайта во всем его великолепии. И стоит признать: пока XXI веку нечем ответить на этот вызов прошлого столетия, которому, собственно, и хочется вскричать "Encore!".