Премьера кино
Первая попытка экранизации Оксаны Робски — "Про любоff" — привела к тому, что вполне удовлетворительный дамский роман стараниями сценариста Виктории Евсеевой и режиссера Ольги Субботиной превратился в совершенно неудовлетворительное кино непонятно для кого. Если считать его пособием для 25-летних девушек, не утративших надежды поселиться на Рублевке, то в нем, на взгляд ЛИДИИ МАСЛОВОЙ, маловато конкретики и многовато мелодраматических общих мест.
В романе Оксаны Робски "Про любоff/on" первая часть повествования ведется от лица молоденькой преподавательницы сценической речи (попросту можно назвать ее и логопедом), которая влюбляется в своего ученика — бизнесмена за сорок с политическими амбициями, решившего отучиться глотать окончания слов (вторая часть повествования представляет его, гораздо более циничный взгляд на те же события). Золушку, без устали вправляющую своему принцу артикуляцию с утра до вечера (а потом и с вечера до утра), играет Ольга Сутулова. На роль бизнесмена, который, как трогательно признается героиня книги, "был настолько красив, что мне было как-то неудобно смотреть ему в глаза",— не нашлось никого лучше Федора Бондарчука, на которого без солнцезащитных очков смотреть и впрямь неловко, но по мере привыкания можно.
Самое гениальное решение, принятое сценаристкой,— это, пожалуй, радикальная смена профессии, с помощью которой покоряет Москву подруга главной героини (Мария Машкова) — в книге она работает помощником арт-директора в "безумно модной дизайн-студии", а в фильме вкладывает всю душу в аппаратный педикюр. Она специалист настолько высокого класса, что у нее всего два клиента, зато необходимых по сюжету: за одного (Евгений Стычкин) она к финалу выходит замуж по залету, а другому (Юозас Будрайтис) предстоит сыграть роковую роль в развязке основной love story. Проживающие в одной съемной квартире педикюрша и логопед дают в сумме такой собирательный образ "логопедикюрши", хорошей девушки из обслуги, трудолюбивой золушки, вполне заслуживающей своего рублевского принца, но не как в жизни — бойцовскими качествами, а как в сказке — золотым сердцем. К сожалению, из киноповествования изъят такой оживляющий книгу персонаж, как подобранная героиней на улице сука неизвестной породы по кличке Терминатор, как бы служащая психологическим антиподом героини, которая как раз не сука и не терминатор, в отличие от обитательниц "силиконовой долины", как иронично называют рублевских жен. Чуть более объемный, не совсем однозначный образ жены главного героя пытается создать в фильме Оксана Фандера, в принципе умеющая играть,— но в данном случае режиссеру Ольге Субботиной достаточно всего лишь, чтобы супруга героя все время разговаривала с неприятной аффектацией, на нерве, как будто под постоянным воздействием наркотических веществ.
Вообще, стоявшая перед авторами экранизации необходимость трансформировать внутренний монолог в диалоги приводит к тому, что мысли одних персонажей становятся словами других в произвольном порядке, а слова, которые на бумаге проскакивают гладко, на слух иногда звучат неуклюже. Так, когда Оксана Робски вкладывает в мысли своей героини сравнение плавающей в аквариуме акулы с дизайнерской открывашкой, это понятное использование привычного автору лексикона. Но когда на экране провинциальная девушка, чистая и не испорченная гламуром (даже не подозревающая, зачем на светских мероприятиях фотографы), использует эпитет "дизайнерский" или "аутентичный", это немного комично. Так что по сравнению с книжной героиней, которой часто хватает ума промолчать, логопед в фильме выглядит гораздо менее тактичной и тонкой натурой, у которой что на уме, то и на языке,— в книге она только подумывает в шутку, а не заставить ли своего уже подвыпившего ученика при друзьях произнести слово "пенитенциарный", а в фильме бесцеремонно заходит в кабинет, где герой расслабляется с друзьями, торжествующе брякает с порога "пенитенциарный!", и все в восторге предлагают ей угоститься эксклюзивными шоколадками. Но главный и принципиальный недостаток фильма заключается в том, что сценарист и режиссер не нашли адекватного аналога литературному приему, когда целостная картина складывается в финале из сочетания женского и мужского рассказов, которые как бы проникают друг в друга. Можно сказать, что авторы картины, как и их герой, проглотили настоящее окончание истории, в чем, впрочем, сами же и признались, удалив из названия словесную игру off/on и оставив в конце лишь возможность одним щелчком вырубить эмоциональный тумблер.