На сцене Palais Garnier балетная труппа Парижской оперы открыла очередной сезон программой ранних спектаклей Ролана Пети. Из Парижа — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Ранние балеты боготворимого французами Ролана Пети (за исключением повсеместно востребованного "Юноши и смерти") проходят скорее по разряду легенд. В регулярном репертуаре мировых театров не сыщешь ни "Рандеву" (1945) по сценарию Жака Прево, ни "Волка" (1953), чье либретто сотворили Жан Ануй и Жорж Неве. Но если уж французы берутся ставить исторические шедевры своего "священного чудовища", которых, к слову, за 65 лет интенсивного балетмейстерского труда у Ролана Пети набралось не так уж много, то со всем пиететом, ни на йоту не изменяя исторического оригинала. Так что сегодняшняя публика, набившая до отказа золоченый зал Palais Garnier, получила возможность перенестись в те далекие послевоенные годы, когда 21-летний "крысеныш" Парижской оперы (как по сей день называют ее учеников) при поддержке дягилевских соратников Бориса Кохно и Жана Кокто сколотил собственную труппу.
Это путешествие во времени оказалось безжалостным к патриарху и его спектаклям-легендам. Нет, конечно, в "Рандеву" сценический занавес Пабло Пикассо со скособоченной гитарой и жирно оплывающей свечой и сейчас выглядит потрясающе. И о волшебных черно-белых фотодекорациях Брассая, выхватывающих из тьмы фрагменты парижских подворотен, нынешние авторы могут только мечтать. Однако внутри этого "омываемого тайной" Парижа, созданного усилиями сплоченной команды соавторов "Набережной туманов" Марселя Карне — либреттистом Прево, композитором Косма, художником по костюмам Мейо, развивается на редкость беспомощное и претенциозное действо, похожее на развернутый этюд актерского мастерства.
Историю встречи Юноши с Судьбой, принявшей облик потрепанного комедианта и предсказавшей ему скорую смерть, Ролан Пети изложил с помощью нехитрой пантомимы, сдобренной бытовыми подтанцовками и типовыми балетными па вроде неизбежного jete en tournant. Скудость хореографического содержания, возможно, преодолели бы великие артисты, но к таковым явно не относится "этуаль" Бенжамен Пеш, вопреки званию танцовщик более чем скромных возможностей. Его партнерша Изабель Сьяравола тоже выглядит неубедительно в образе проститутки, посланной Юноше самой Судьбой и в разгаре любовных ласк перерезающей ему горло опасной бритвой.
"Волк" — "жестокая притча", разновидность излюбленного сюжета 1940-х о красавице и чудовище — сейчас выглядит невообразимо наивно. И опять-таки из-за пластического решения: условный хрустально-прозрачный лес и ослепительно-пестрые жизнерадостные костюмы художника Карзу, вольно обыгрывающего мотивы Средневековья, противоречат конкретности мизансцен и иллюстративности жестов. Когда исполнитель роли Волка Стефан Бульон, скрючив "когтями" руки, разевает "пасть" с намалеванными клыками и трется ухом о собственное плечо, а потом вдруг бьет антраша и делает большой пируэт (и то и другое неважно по качеству), диву даешься, как это кукольное действо смогло занять в истории балета такое значительное место.
Лишь мимодрама "Юноша и смерть" (1945) не вызывает чувства неловкости от фальши происходящего. Не потому, разумеется, что в этом балете юный Ролан Пети впервые представил на сцене любовное соитие с еще невиданной откровенностью. Просто пластические бытовизмы спектакля оказались накрепко спаяны с полуакробатической хореографией, укрупнены музыкой Баха и наполнены экзистенциальным смыслом — автор либретто Жан Кокто деятельно участвовал в постановке, лично показывая мизансцены и отбирая лишь самые точные из придуманных хореографом движений. "Юноша и смерть" оказался долгожителем и благодаря гениальным артистам, на которых этому балету всегда везло. В Парижской опере роль Юноши танцует Николя Ле Риш, обращая затертый от частого употребления спектакль в парализующий психологический триллер.
Почтительная бережность, с которой французы лелеют балетное наследие своего главного хореографа ХХ века, то и дело подвергая его реставрации и выпуская в свет, впечатляет гораздо больше, чем само это наследие: ранние балеты Ролана Пети остались частью ушедшей эпохи, и теперь нелегко понять, что так восхищало в них современников. С другой стороны, в репертуар раритеты входят ненадолго (в Парижской опере действует "блочная" система проката спектаклей), развитию современного искусства не препятствуют, почему бы и не сходить в балетный музей?