"Проще найти спонсора на экспериментальное"

По России со спектаклем "Женитьба Фигаро" едет Comedie-Francaise — главный драматический театр Франции и один из самых знаменитых театров мира*. Позади Омск, Новосибирск и Екатеринбург, на этой неделе — Москва, впереди Петербург и Калининград. Пока театр совершает самое длительное за всю свою историю путешествие по России, его директор — актриса и режиссер Мюриэль Майетт показала дом Comedie-Francaise и рассказала о нем корреспонденту "Власти" Роману Должанскому.

Comedie-Francaise — из тех великих театров, войдя в которые поневоле начинаешь говорить шепотом. Одно только выставленное в зрительском фойе потертое кожаное кресло чего стоит — в нем в последний вечер своей жизни сидел сам Жан-Батист Мольер. Однако Мюриэль Майетт мало похожа на хранительницу дома с привидениями. Первая за почти три с половиной века существования Comedie-Francaise женщина-директор назначила мне встречу на полдесятого утра, это самое раннее интервью в моей жизни — российские театральные деятели в такое время на вопросы отвечать не готовы.

"Люблю приходить в театр рано, можно многое успеть еще до начала репетиций. А сейчас у меня вообще время сдвинулось,— смеется Мюриэль Майетт,— потому что я только что вернулась из Омска, где была пресс-конференция, посвященная нашим гастролям".

Театр показывает в России "Женитьбу Фигаро" Бомарше. Кто выбирал, что именно везти на гастроли?

Я сама выбирала. Во-первых, мы хотели показать французскую классику, это естественно. Во-вторых, пьеса хорошо знакома русским зрителям, они знают сюжет и не должны будут весь вечер напряженно читать субтитры. В-третьих, это современная постановка, которая должна разрушить представление о Comedie-Francaise как о старомодном театре, где веками ничего не меняется.

Когда вы четыре года назад пришли сюда директором, что вам хотелось сделать прежде всего?

Я решила, что нужно снять фильмы о наших лучших спектаклях, чтобы работа, которую делают актеры, не пропадала, оставалась для потомков. Я пригласила кинорежиссеров, и мы сделали несколько фильмов, в частности про "Полуденный раздел" Клоделя, "Иллюзию" Корнеля, "Конец мира" Лагарса. Кроме того, я считаю, что необходимо открыть Comedie-Francaise остальному миру, поэтому мне хотелось как можно больше возить театр на гастроли. Мы проехали по новым странам Евросоюза, турне по России — важная часть этой программы.

Вы привлекли к сотрудничеству с театром иностранных режиссеров, в том числе и тех, кого никак не причислишь к традиционалистам.

Я стараюсь приглашать не каких-то знаменитостей, а тех, с кем, как мне кажется, будет интересно работать актерам. Вот привлекла к сотрудничеству бельгийскую театральную группу tg STAN, так они репетировали с актерами не в обычном репетиционном зале, а в кафе. Для многих это поначалу было какой-то ересью, но потом все увлеклись. Галин Стоев попросил актеров не играть, он предложил им какую-то свою естественность поведения на сцене, и они тоже не сразу откликнулись, но теперь вспоминают эту работу с удовольствием. Надеюсь, авангардист Ли Бруер заставит их вспомнить об импровизации...

Понимаете, Comedie-Francaise — это театр, где можно существовать спокойно: поставить в репертуар Мольера, Расина, Мариво, "Сирано де Бержерака", еще что-то классическое и ехать отдыхать на курорт, потому что билеты будут распроданы, все будут довольны и все пойдет как по маслу. Но мне так неинтересно. Мне кажется, сейчас в Comedie-Francaise потрясающая труппа — именно потому, что актеры могут работать с разными режиссерами и таким образом меняться, развиваться, расти.

С Comedie-Francaise связано огромное количество преданий и легенд. Я слышал, что правое и левое крыло театра не сообщаются и в них даже разный персонал...

Нет, это какая-то выдумка. Другое дело, что мы здесь, в самом сердце Парижа, окружены всякими государственными учреждениями и очень стеснены. Я вам сейчас покажу...

Пройдя через зал, сцену и узкие коридорчики — такие имеются в любом старинном театральном здании мира,— мы попали на задний балкон театра, выходящий в одно из прекраснейших мест Парижа — во внутренний двор Пале-Рояля.

Справа — крыло, которое занимает одна из палат французского парламента, напротив располагается министерство культуры, а за стеной — конституционный совет страны. Как оказалось, совет занял одно из театральных помещений, а театр в ответ отрезал под свои нужды одну из комнат у совета. Но директора сейчас волнует совсем другой аспект квартирного вопроса: историческая сцена, называемая "зал Ришелье", вскоре закрывается на ремонт, и Comedie-Francaise будет играть во временном шатре, который возведут прямо посреди Пале-Рояля.

Говорят, что в театре есть специальный комитет по охране классики и, если режиссер хочет вычеркнуть из Расина или Мольера хотя бы одно слово, он должен туда обращаться и доказывать необходимость купюр.

В театре действительно есть комитет, который занимается драматургией и репертуаром, обсуждает пьесы. Но зачем что-то сокращать у Расина или Мольера? В Париже 400 театров, места для экспериментов много. Миссия этого театра — сохранять высокую литературу.

Вы знаете, я сейчас сама ставлю Расина, "Андромаху". Там невозможно ничего сократить — это александрийский стих, особая мелодика, особое течение речи. В переводах на другие языки оно, наверное, теряется. Убери одно слово, и текст не просто разрушится — уйдет смысл. Цельность текста — трудное, но интересное условие работы с классикой. Не нужно ничего сокращать, чтобы доказать свою современность.

Еще говорят, что за всю историю Comedie-Francaise на этой сцене никогда не выступали другие артисты, что на эти подмостки могут выходить лишь актеры этой труппы.

Это правда. Но учтите, что Comedie-Francaise — единственный репертуарный театр, единственная постоянная труппа в стране.

Труппа Comedie-Francaise не просто единственная во Франции — это старейшая непрерывно работающая труппа в мире, вроде как самая старая театральная династия. Кстати, устав, по которому и сегодня живет этот театр, был подписан Наполеоном Бонапартом в Москве: сидя в Кремле посреди горящего русского города, император не забывал об исправной работе придворной труппы. Во главе ее и сегодня стоит "дуайен" — актер, дольше всех работающий в этом ансамбле, а остальные актеры делятся на два класса — привилегированных "сосьетеров" и рядовых "пансионеров". Счет сосьетеров ведется от основания театра, то есть с 1680 года, даты, ставшей, по сути, логотипом театра. Сейчас новым сосьетерам присваивают номера уже из шестой сотни. Рядом с кабинетом директора — зал заседаний. На стенах — Ренуар, портрет Сары Бернар, картины с заседаний столетней давности. А за столом решаются судьбы труппы Comedie-Francaise — и, как выясняется, делится театральная касса.

"На одну неделю каждый декабрь,— объясняет директор,— здесь собирается специальный комитет: три сосьетера, выбранные труппой на год, плюс еще три сосьетера, назначенные директором, плюс дуайен и директор, всего восемь человек. Мы решаем, кто входит в труппу, кто должен уйти из труппы, кому из пенсионеров будет предложено стать сосьетером и так далее. Даже если вас зовут Жерар Депардье, вам не избежать процедуры отбора. Это очень демократическая система".

То есть сосьетер — это не пожизненный статус?

Нет, к сожалению (смеется). Так вот между сосьетерами тогда же делится часть годовых доходов театра от продажи билетов. Там довольно сложная система подсчетов, это не просто раздел одной суммы. Но не думайте, пожалуйста, что получаются какие-то огромные деньги.

Раз никто другой на этой сцене играть не может, то и никаких доходов от сдачи здания в аренду вы не получаете. А поднимаете ли вы цены на билеты, если спектакль пользуется популярностью,— сосьетеры должны быть заинтересованы в увеличении кассы?

Что вы, это абсолютно невозможно. Театр находится под пристальным вниманием общества и прессы. Наоборот, мы каждый вечер продаем 60 мест по €5.

А сколько составляет сегодня государственная дотация театру, если не секрет?

Это не может быть секретом, раз идет речь о деньгах из государственного бюджета. Comedie-Francaise получает от €30 млн до €36 млн в год. В среднем это половина необходимых нам средств. Но мы даем 900 представлений в год на трех площадках (помимо исторической сцены это театр "Старая голубятня" и зал "Студия".— Р. Д.), и это при том, что труппа театра стала меньше.

Спонсоры, наверное, любят ваш театр?

Раньше не разрешалось привлекать частный капитал, но пять лет назад закон был изменен, и теперь театру можно иметь спонсоров. Я хорошо знаю многих из них, это не анонимные меценаты, это члены семьи. Они приходят сюда в поисках риска и в поисках мечты. Интересно, что мне проще найти спонсора на что-то экспериментальное, чем на спектакли, которые будут гарантированно востребованы публикой. Новое несет с собой какой-то кураж.

А политики приходят в Comedie-Francaise? Когда здесь последний раз был президент Саркози?

Никола Саркози, пока я директор, был здесь один раз.

Что смотрел? Мольера или Расина?

Нет, современную пьесу! "Конец мира" Лагарса, этот спектакль получил Мольеровскую премию (главная театральная награда страны.— Р. Д.). Ходят и члены правительства, но я должна сказать, что раньше во Франции были правительства, члены которых ходили в театр чаще.

Интервью пришлось оборвать почти на полуслове, потому что директор торопилась на встречу с техническими службами — она показывала им макет своей "Андромахи" и рассказывала про будущий спектакль. Аналогичное собрание в Омском театре выглядело бы точно так же. Будто угадав мои мысли, Мюриэль Майетт на прощание показала мне еще одну закулисную достопримечательность — полупрозрачное окно около ее кабинета, которое выходит на лестницу, спускающуюся из зрительного зала. После каждой премьеры, едва кончаются аплодисменты, сюда со сцены прибегают актеры, чтобы, оставаясь незамеченными, вглядеться в лица уходящих из театра зрителей. Дуайены, сосьетеры и пенсионеры старейшей труппы мира волнуются, удалось ли им произвести впечатление,— волнуются точно так же, как актеры из какого-нибудь безвестного молодого театра.