Нобелевскую премию по литературе получил перуанский писатель Марио Варгас Льоса.
Имена тех, о ком действительно спорили в Шведской академии в этом году, можно будет узнать лишь спустя 50 лет, когда откроют премиальные архивы. Пока на нобелевском сайте доступен 1950-й год, когда соперниками награжденного Бертрана Рассела были Грэм Грин и Роберт Фрост, Марк Алданов и Леонид Леонов. Номинированную тогда же датчанку Карен Бликсен пресс-секретарь премии Петер Энглунд недавно помянул в разговоре о незаслуженно обойденных соискателях. Вполне возможно, что кто-то из сплоченной группы писателей, чьи имена безрезультатно повторяются в нобелевских гаданиях из года в год, спустя десятилетия тоже будет упоминаться сочувственно. В этот список, уже заученный журналистами наизусть, входят американец Филип Рот, канадка Элис Мунро, израильтянин Амос Оз. Обязательное условие для попадания в эту категорию — международное признание. Причем это признание скорее профессиональное и отнюдь не всегда гарантирует читательский успех. Напротив, такие очевидные авторы, как Умберто Эко, на вкус академиков оказываются слишком популярными. Хотя последняя исповедальная книга знаменитого итальянца могла и удовлетворить шведский запрос на политизированность.
Нобелевская премия очень не любит упреков в европоцентризме, поэтому старается держаться панорамного взгляда на современную литературу. В этом году букмекеры предполагали, что ставка будет сделана на Африку, Азию или Америку. Кенийский писатель Нгуги Ва Тхионго мало того что считается классиком, так еще и пострадал от режима и проживает сейчас в Америке, а значит, могли отметиться сразу две страны, что всегда плюс для соискателя и доказано примерами — от китайского француза Гао Синьцзяна до венгерско-немецкой лауреатки Герты Мюллер. За азиатский регион мог бы отвечать популярный беллетрист Харуки Мураками. Наконец, именно сейчас могло бы настать время для снятия нобелевской блокады с американской литературы, которую в последние годы упрекали в изоляционизме и недостаточном участии в мировом литературном диалоге. Те же букмекеры настойчиво ставили на первое место пулитцеровского лауреата Кормака Маккарти.
Однако шведские академики решили воспользоваться козырной картой из старой колоды. Перуанский романист, драматург, филолог и эссеист Марио Варгас Льоса — признанный классик испаноязычной литературы. Его романы "Город и псы", "Зеленый дом", "Литума в Андах" переводились на многие языки, в том числе и на русский. Льоса почти ровесник нашего Битова и Маканина, у нас его, "латиноамериканского шестидесятника", и читали во второй половине ХХ века.
Фото: AFP/ SCANPRIX NORWAY
Льоса, в 1990-м выдвигавшийся на пост президента Перу и проигравший выборы, в последующие десятилетия не раз был коронован как литератор. В нобелевской премиальной формулировке почти уместилась характеристика его творчества: "За детальное описание структуры власти и за яркое изображение индивидуального сопротивления и поражения". Удачно избегая тенденциозности, писатель следует традиции перуанской литературы с ее непременной критикой коррумпированных властей и всяческих "нечестивых" диктаторов, которым, где бы они ни обитали, всегда подходит одна и та же кличка — Козел. Какие бы ужасы социальной несправедливости ни изображались в его романах, он всегда выбирается из политической духоты на свежий воздух любовных историй, в живописании которых он тоже достиг немалого мастерства. Соперничество с Альберто Фухимори отнюдь не единственная интрига его биографии; Льоса жил во Франции и Испании, чтобы потом вернуться в Перу, он писал романы о религиозных фанатиках, троцкистах, проститутках и бабушке Гогена. Он защитил диссертацию по Гарсиа Маркесу, с которым успел сдружиться и поссориться. Его последняя книга, "Сон кельта", вышедшая совсем недавно, повествует о притеснении жителей Конго и Амазонии, первом геноциде ХХ века. Разве мог Нобелевский комитет обойти такого автора?