Меры, избранные российским правительством для преодоления кризиса, изобретены не вчера. И, как ни странно, не так уж они плохи.
Основные идеи российского правительства известны: снижение налогов на прибыль и добавленную стоимость ради поддержки производителей, санация банковской системы, денежная эмиссия в целях расшивки неплатежей, стимулирование инвестиций в реальный сектор. Похожие методы использовали многие страны. Посмотрим, к чему это приводило.
Все к станку
Наиболее обсуждаемый сейчас вопрос — курсовая политика. За время, прошедшее с августовского кризиса, эмиссия составила около 20 млрд рублей. И, похоже, правительство не намерено отказываться от дальнейшего использования печатного станка — задолженность по зарплатам и пенсиям не погашена, расшивка неплатежей не закончена.
Понятно, что в этих условиях удержание курса национальной валюты — нелегкая задача. В прошлом году правительство говорило, что курс будет принесен в жертву платежному балансу. Иными словами, сколько будет стоить рубль, столько и будет. Лишь бы валюта из страны не утекала.
Однако в бюджете правительство заложило среднегодовой курс в 21,5 руб./$ (что ниже даже нынешнего уровня). И, как утверждают правительственные чиновники, кабинет намерен удерживать рубль у этой отметки.
Чем закончилась предыдущая кампания по "поддержке курса и укреплению доверия к национальной валюте", напоминать, думается, нет смысла.
Нечто похожее пытались делать и в других странах. Мы просто не сумели извлечь должных уроков из чужого опыта. Попытки поддержать курс национальной валюты в условиях значительного отрицательного сальдо платежного баланса неизменно заканчивались резкой девальвацией национальной валюты. Последние примеры — крах валют Гонконга и Индонезии полуторалетней давности или недавняя девальвация бразильского реала.
Наоборот, спокойное печатание денег (в разумных пределах) и постепенная девальвация ничего страшного не сулят. Многие страны после острых кризисов были вынуждены наращивать денежную массу. И ничего. Реальный, с учетом инфляции, курс национальной валюты практически не менялся. Практически сразу после девальвации становился положительным торговый баланс. Вследствие этого валютные резервы стран после непродолжительного (около полугода) периода незначительных колебаний начинали расти. А где-то через год после кризиса начинал расти экспорт. На фондовый рынок приходили инвесторы, росли цены на акции. Подчеркнем, такое положение типично для всех стран.
Больше хороших товаров
Пожалуй, самым заметным из лозунгов кабинета Примакова стало объявление о необходимости поддержки отечественного товаропроизводителя. В самом деле, новая промышленная политика стала одной из основных составляющих в большинстве правительственных программ. Ничего принципиально нового, правда, не придумано.
Да иного и трудно ожидать — за последние полвека различными странами были испробованы сотни способов развития национальной промышленности. Обычно программы, связанные с активным вмешательством государства в экономику, используют один из двух способов. Но наше правительство, судя по всему, решило использовать оба.
В первом случае правительство ориентирует отечественную промышленность на производство импортозамещающей продукции. Одновременно оно защищает внутренний рынок от иностранных конкурентов. Такой способ поддержки национального производителя использовали на ранних стадиях развития такие, например, страны, как Южная Корея или Тайвань.
Аналогичную политику собирается вести и наше правительство. Во всяком случае, частично. Российское правительство неоднократно заявляло о намерении поддерживать импортозамещающие отрасли. При этом особое внимание оно намерено уделить "некапиталоемким отраслям с быстрым оборотом капитала, обеспечивающим товарное наполнение потребительского рынка".
Однако этот способ, как показала практика, хорош в основном на этапе создания собственной промышленности. Дело в том, что внутренний рынок развивающихся стран обычно не обладает достаточной емкостью для того, чтобы обеспечить устойчивое развитие. Поэтому при наличии развитой промышленности рост экономики, как правило, лучше обеспечивал второй вариант промышленной политики. И именно переходом к нему все "азиатские тигры" были обязаны высочайшими темпами роста экономики.
Речь идет о развитии экспортоориентированной промышленности. В этом случае государственную поддержку получают предприятия, производящие продукцию для продажи за рубежом. Нередко при этом внутренний рынок защищают от проникновения иностранных товаров, конкурирующих с теми, которые страна собирается экспортировать.
Такой политики придерживались многие страны. Ярким примером в этом смысле является Таиланд. Его министерства и ведомства регламентировали даже такие вещи, как долю иностранных компонентов в автомобилях местного производства. Скажем, в 80-х годах доля местных деталей должна была быть не менее 45% — правда, возникали серьезные проблемы с подсчетом этой доли. В 1989 году, когда чиновники посчитали, что таиландское машиностроение достигло нужного уровня, на местные автомобили было запрещено ставить импортные двигатели.
Как ни странно, именно такой контроль государства позволил многим странам Юго-Восточной Азии сделать рывок на внешние рынки.
Опора на собственные силы
Правительство в принципе делает намеки на возможность использования этого сценария в России. Говорится и о "повышении конкурентоспособности отраслей с высокой степенью обработки", и о повышении качества машиностроения. При этом упускается из виду то, что на переоснащение промышленности "азиатских тигров" пошли десятки миллиардов долларов западных кредитов. Россия в ее нынешнем положении на подобный поток денег рассчитывать не может.
Основным механизмом поддержания отечественной промышленности, по мысли правительства, должен стать Российский банк развития. Опять же ничего нового в этом нет. За послевоенный период в разных странах было создано более полутора сотен таких банков. Их суммарный опыт нельзя назвать особенно удачным. Но, тем не менее, они играют важную роль в экономике многих развивающихся стран.
Часто основным источником финансирования таких банков выступает государство. Скажем, в Индии подобная структура была создана за счет крупного беспроцентного 30-летнего государственного кредита. Нередко средства для своей деятельности эти банки получают от международных финансовых организаций. Порой они привлекают дополнительные средства от частных инвесторов. О выгоде использования этих средств речь идет крайне редко — как правило, кредитный портфель таких банков не блещет качеством.
Так, во время долгового кризиса 80-х годов оказалось, что у половины банков развития доля просроченных кредитов составляла от 25% до 50%. Это, впрочем, неудивительно. Как и всякая близкая к государству организация, банки развития обрастают огромным количеством бюрократов, которые, как известно, способны принимать решения, руководствуясь самыми неожиданными мотивами. Нередко такие банки выдают лишь очень крупные кредиты — мотивируется это тем, что иначе не окупаются затраты на проработку проектов.
Тем не менее серьезной альтернативы этим учреждениям пока не видно. Ни национальные, ни международные финансовые компании просто не берутся финансировать те проекты, которые готовы кредитовать банки развития. А между тем убыточные с точки зрения банка проекты бывают необходимы стране в целом.
Впрочем, у нас, вероятнее всего, поддерживать будут те отрасли, которые уже сейчас способны приносить валюту. В одном из последних вариантов программы правительства такая политика скромно называлась "государственной поддержкой производителей валютообеспечивающей и импортозамещающей продукции". В переводе на человеческий язык это означает поддержку экспортеров сырья и производителей неконкурентоспособной на мировом рынке продукции.
На самом деле это не так уж плохо. В худшем случае это будет означать путь, по которому в 70-х годах пошли Нигерия или Венесуэла. Экспорт нефти стал основной статьей их экспорта. Периоды их относительного благополучия долгое время совпадали с периодами роста цен на энергоносители.
Сыр из мышеловки
Но, пожалуй, самый острый вопрос для России сейчас — государственный долг. Только по внешним обязательствам в 1999 году надо заплатить более $17 млрд. Сумма абсолютно нереальная. Правительство это прекрасно понимает. Оно вообще заложило в бюджет гораздо меньшие выплаты — $9,5 млрд. На деле будет еще меньше: сумма указана в рублях, в расчете по среднегодовому курсу 21,5 руб./$.
В то, что рубль удастся удержать у этой границы, наверняка не верят даже сами разработчики документа.
Между тем бюджет уже принят в двух чтениях. Это означает, что сумма внешних выплат зафиксирована и изменению не подлежит,— закон есть закон. Следовательно, есть всего два пути. Либо Россия признает себя банкротом, либо договаривается о рассрочке платежей.
Но даже во втором случае план правительства предполагает получение кредита от МВФ на сумму около $4 млрд. Эти деньги планируется использовать как раз для выплаты процентов по внешним долгам. Кроме того, достижение договоренности с МВФ должно облегчить переговоры с другими кредиторами — Лондонским и особенно Парижским клубом, который вообще и слышать не хочет о реструктуризации выплат до одобрения МВФ программы российского правительства.
Сюжет не нов. В начале 80-х многие развивающиеся страны исчерпали свои финансовые резервы и вынуждены были обратиться за помощью к МВФ. Их проблемы как две капли воды походили на наши. Основной сложностью были непомерный внешний долг и, как следствие, отрицательный платежный баланс. Многим из них МВФ помог, предоставив валютные займы.
Наиболее масштабный эксперимент был проведен в странах Латинской Америки и Карибского бассейна в 1982-1988 годах. В этот период программа фонда была испробована в 28 из 32 стран региона. Результаты ошеломляют. К 1988 году только две из работавших с фондом стран были в состоянии расплачиваться по внешним долгам. И это при том, что за упомянутые шесть лет Латинская Америка выплатила кредиторам $145 млрд в качестве процентов по долгам.
Ларчик открывается просто. Конечно, помощь МВФ обеспечивала странам передышку в выплате внешнего долга. Но при этом сам долг рос в абсолютном измерении. Кроме того, не удавалось обеспечить развитие экономики — безработица росла, доходы населения упали в среднем на 7%.
Конечно, никто не говорит, что кредиты МВФ — достаточное условие для роста экономики. Но все-таки факты — упрямая вещь. Если в 26 из 28 стран эффект от взаимодействия с валютным фондом был прямо противоположен ожидаемому, дело, скорее всего, в порочности самих методов предоставления помощи.
Характерный пример — Венесуэла. По ряду основных показателей (за исключением разве что довольно интенсивного прироста населения) эта страна сильно напоминает Россию. Так, в 1992 году на нефть приходилось около 90% экспортных валютных поступлений, 60% государственных доходов и около 20% ВВП этой страны.
Нефтяной кризис 80-х годов серьезно ударил по экономике страны и привел к дефициту платежного баланса. В 1986 году Венесуэла обратилась к МВФ с просьбой о займе на сумму $6 млрд. В обмен на предоставление кредита фонд потребовал жесткой стабилизационной программы, основные пункты которой россиянам хорошо известны. Это существенные бюджетные ограничения, контроль над инфляцией и заработной платой, продажа госпредприятий, сокращение дефицита платежного баланса.
Реализация программы сопровождалась ростом внешнего долга (к 1990 году страна вошла в пятерку крупнейших должников среди развивающихся стран), ростом безработицы и ежегодным снижением доходов населения более чем на 4%. Все это привело к тому, что в 1992 году в Венесуэле имела место попытка государственного переворота.
После этого президент Карлос Андрес Перес объявил курс на политические реформы и отказался следовать рекомендациям МВФ. В итоге в середине 90-х годов в стране наблюдался экономический рост и сокращение инфляции с 84% (1989 г.) до 35% годовых.
Конечно, исторический опыт может и не повториться. К тому же в науке (а экономика претендует на это звание) массовость не показатель.
Тем не менее, пожалуй, стоит серьезно задуматься над необходимостью следования рекомендациям валютного фонда. Нет, конечно, если МВФ даст дешевый кредит, отказываться не стоит. И пообещать выполнять согласованную программу тоже можно.
Но дальше имеет смысл подумать, что делать.
ГЛЕБ БАРАНОВ, ПЕТР РУШАЙЛО