27 сентября в Санкт-Петербурге открывается ХХ Международный фестиваль "Балтийский дом" — один из самых важных театральных форумов России и Европы. О жизненном пути юбиляра рассказывает корреспондент "Власти" Дмитрий Ренанский.
Литовский режиссер Оскарас Коршуновас замечательно точно определил функцию фестивалей искусств: они, по словам классика современного театра, должны "пытаться схватить за шиворот сегодняшний день". По истории фестиваля "Балтийский дом", отмечающего в нынешнем году 20-летний юбилей, можно изучать историю постсоветской России, настолько чутко барометр петербургского форума реагировал на происходящие изменения. "Балтдом", как именуют фестиваль его постоянные резиденты, родился в 1990 году от союза театральной бюрократии Ленинграда с дружественными творческими коллективами прибалтийских социалистических республик. Место зачатия было выбрано соответствующее глубоко советскому духу мероприятия: фестиваль разместился в построенном в конце 1930-х гигантском сталинском мавзолее Театра Ленинского комсомола.
Индивидуальность прорезалась у "Балтдома" лишь на четвертый год жизни, и дело тут не только в том, что с еретически смелыми "Маленькими трагедиями" форум впервые посетил вильнюсский гений Эймунтас Някрошюс. К 1994 году стало понятно, что некогда прочные межкультурные связи постепенно ослабевают. Популярность объединяющего независимые республики "Балтийского дома" у петербургской публики стремительно росла на волне ностальгии по советскому прошлому, а регулярность аккуратно проводившегося раз в год фестиваля давала в лихих девяностых ощущение стабильности.
"Балтдом" начала 1990-х ориентировался на театр Литвы, Латвии и Эстонии. Главными героями тех времен стали Эймунтас Някрошюс и Римас Туминас — оба из Вильнюса, оба учились режиссуре в Москве, оба по возвращении на родину работали на территории не слишком характерного для русской драмы метафорического театра. Загадочные, полные символов и иносказаний, провоцирующие неоднозначные трактовки, но неизменно визуально стильные и манкие спектакли вильнюсских мэтров отлично вписались в потребительскую корзину постсоветской аудитории, по старинке продолжавшей любить все прибалтийское. С легкой руки "Балтдома" литовский театр стал в 1990-х таким же устойчивым пассеистским брендом, как Паланга или рижские шпроты.
Но в советские времена все прибалтийское притягивало именно разительной непохожестью на то, что окружало жителя одной шестой части суши. Спектакли Някрошюса и Туминаса шли наперекор культивировавшейся в России эстетике психологического театра. И с каждым фестивалем это прибалтийское "наперекор" заявляло о себе все более настойчиво. Ассоциирующийся в сознании публики с общим советским прошлым театр прибалтов принялся от этого самого прошлого яростно открещиваться: культурные элиты параллельно с политическими утверждали независимость своих стран от большого соседа. Показанные на "Балтдоме" в 1995 году "Три сестры" Някрошюса вызвали у театрального сообщества Петербурга шок, слишком уж под непривычным углом посмотрел на монополизированного и музеефицированного советским театром Чехова литовский режиссер.
Исполнители главных партий в привезенных премьерах декорированы на строго европейский манер («Идиот» (Эймунтас Някрошюс))
Фото: © Dmitri Matvejev
"Балтийский дом" конца 1990-х точно выражал растерянность, переживавшуюся вместе со страной русским театром. Его кульминацией стали показанные на фестивале 1997 года мхатовские "Три сестры" Олега Ефремова, передающие бесприютность и бытийное недоумение, в котором оказалась к концу первого десятилетия независимости российская сцена. Аутсайдерство российских участников программы седьмого "Балтдома" стало особенно очевидным на фоне литовских спектаклей: Някрошюс впервые показал своего "Гамлета", которого вскоре признали одной из недосягаемых вершин мирового театра, Туминас привез премьеру "Маскарада" Лермонтова. Главным символом постановки стала кладбищенская ограда, намекнувшая зрителям "Балтдома" об окончательной смерти прошлого и о той эстетической резервации, в которой оказались российский театр и его публика.
До начала нулевых "Балтийский дом" пребывал в некотором замешательстве. Фестиваль, может быть, и не спешил бы отказываться от своего привычного ностальгического консерватизма, но культурный пейзаж северо-восточной Европы обновлялся стремительно, и прибалтийский театр все более на него ориентировался. На "Балтийском доме-2000" дебютировал наступавший в Вильнюсе на пятки мэтрам Оскарас Коршуновас, поклонник новой европейской драмы и радикальных интерпретаций Шекспира. Годом спустя он привез на фестиваль своих "Мастера и Маргариту", вымарав из инсценировки романа Булгакова всю его советско-бытовую составляющую. Западный вектор "Балтийского дома" окончательно зафиксировал Эймунтас Някрошюс, после завершения цикла чеховских спектаклей принявшийся ставить исключительно Шекспира.
В 2000-м фестиваль открыл России имя украинца Андрея Жолдака, пропустившего гоголевского "Тараса Бульбу" через горнило такого авангарда, какого ни Петербург, ни "Балтдом" до сих пор не пробовали. После этого испытания новейшим театром форуму ничего не оставалось, как окончательно выйти за традиционные рамки и превратиться в главного импортера свежей европейской режиссуры. За погоду в "Балтийском доме" начала 2000-х отвечали постмодернисты Гжегож Яжина и Томас Остермайер. Прорубив окно в Европу, фестиваль тут же с облегчением вспомнил о советском прошлом, но теперь уже исключительно в ироническом ключе: на закрытии "Балтдома-2002" давали травестийного "Ревизора" Алвиса Херманиса. Действие происходило в советской столовой под музыку из "Семнадцати мгновений весны", а со сцены тянуло с трудом добытым комбижиром.
Исполнители главных партий в привезенных премьерах декорированы на строго европейский манер («Москва—Петушки» (Андрей Жолдак))
Выяснив отношения со временем, "Балтийский дом" вышел на открытый рынок. Но в отличие от ближайшего коллеги и конкурента, Чеховского фестиваля, "Балтдом" берет скорее не количеством, а качеством. Он похож не на театральный гипермаркет, а скорее на гастрономический бутик. Если спектакли российских театров — то только наиболее значимые, если западных — то только свежие премьеры главных ньюсмейкеров. Арт-директор фестиваля Марина Беляева чутко отслеживает новые европейские тренды: в нынешнем году одной из надежд фестиваля станет голландский режиссер Иво ван Хове, худрук не первый год гастролирующего на самых авторитетных форумах мира театра Toneelgroep Amsterdam. Вполне вероятно, что эти совершенно не знакомые в наших краях коллектив и режиссер придутся по душе и российской публике.
Юбилейный, 20-й фестиваль в этом году проходит под заголовком "Избранное": поздравить "Балтийский дом" приезжают его любимцы. Состав участников впечатляет, это сплошь первые лица европейского театра. Особый акцент сделан на двух событиях ритуального характера. На открытии фестиваля своего "Отелло" покажет Эймунтас Някрошюс: десятилетней давности спектакль, едва ли не официально признанный достоянием мирового театра и уже трижды приезжавший в Петербург, будет восстановлен театром Meno fortas специально для "Балтдома". Пару "Отелло" составит совсем еще свежий "Идиот", выпущенный год назад и уже успевший побывать на прошлом фестивале,— как это бывает у сумрачного литовского гения, вторая встреча с его новым спектаклем должна оказаться более яркой, чем первое знакомство. Вечный соперник Някрошюса — именно из "Балтийского дома" перебравшийся в Москву худрук Театра имени Вахтангова Римас Туминас в последний раз привезет уже ставший легендарным "Маскарад": после прощального спектакля в Петербурге постановку вильнюсского Малого театра снимут с репертуара.
Эстетская часть программы этого года ловко уравновешена современной драмой. А так как Петербургский театр пока не очень-то спешит за "Балтдомом", компанию к радикально переписанному тольяттинским драматургом Вадимом Левановым "Гамлету" Александринского театра в постановке Валерия Фокина пришлось подыскивать в Москве. Худрук Театра.DOC Михаил Угаров привезет в Петербург два своих последних спектакля — "Жизнь удалась" по пьесе белорусского драматурга Павла Пряжко и посвященный смерти адвоката Сергея Магнитского сенсационный "Час восемнадцать", а также вместе с кинодокументалисткой Мариной Разбежкиной осуществит под крышей "Балтийского дома" проект "Ржевка--Невский проспект", исследующий судьбу жителей питерских окраин.
Исполнители главных партий в привезенных премьерах декорированы на строго европейский манер («Персона. Мэрилин» (Кристиан Люпа))
Три российские премьеры недавних спектаклей ведущих режиссеров Европы лучше всего свидетельствуют об эволюции, которую проделал "Балтийский дом" за последние 20 лет. Главное событие — приезд новой постановки польского режиссера Кристиана Люпы. "Персона. Мэрилин" варшавского Teatr Dramatyczny входит в завершенный в этом году триптих о последних днях поп-икон ХХ века. Режиссер-визионер, год назад удостоившийся престижной премии "Новая театральная реальность" (своего рода режиссерский "Оскар"), впервые принимает участие в "Балтдоме".
Не меньший, впрочем, интерес вызывает и собственный проект "Балтийского дома", которому после многолетнего перерыва вновь удалось заманить на свою сцену Андрея Жолдака. Трудно сказать, какая строчка премьерной афиши интригует больше, название спектакля или имя исполнителя главной роли: в "Москве--Петушках" на сцену "Балтдома" выйдет литовский актер Владас Багдонас, протагонист театра Эймунтаса Някрошюса. Парадокс его появления в "Москве--Петушках" заключается вовсе не в том, что после Отелло и Фауста Багдонас сыграет лирического героя прозы Венедикта Ерофеева. Просто представить себе этого актера, воплощение литовской эпичности, во взрывных спектаклях Жолдака трудно, пусть даже "Москву--Петушки" сам режиссер называет постановкой не слишком радикальной и скорее лиричной.
Кульминация "Балтдома-2010" придется на его последний день, когда гамбургский Thalia Thater сыграет премьеру "Детей солнца" Максима Горького в постановке главного героя "Балтдома" последних лет — фламандца Люка Персеваля. Пьеса 1905 года описывает предреволюционную драму мающейся от одиночества интеллигенции, но можно не сомневаться, что она будет пересказана самым актуальным языком. В самом буквальном смысле слова: известно, что "Детей солнца" Персеваль по привычке переписал от и до. Лучшее завершение для юбилейного фестиваля трудно было бы придумать.