В Эрмитаже открылась выставка "Земное искусство, небесная красота. Искусство ислама". По определению директора музея Михаила Пиотровского — одна из главных выставок года.
Экспозицию готовили три года. В ней более 350 экспонатов. Ядро сформировал Эрмитаж, инициативу поддержали владельцы знаменитейших частных коллекций (Нассер Д. Халили, афинский Музей Бенаки) и музеи-гиганты: йеменский Дом рукописей, Британский музей, Метрополитен. Казанская администрация выпустила за свой счет монументальный каталог. Перед этим выставку показали в Амстердаме, где она имела большой общественный резонанс: на открытие приехала королева, а число посетителей перевалило за 140 тысяч. Тем не менее на пресс-конференции в Петербурге Пиотровский призвал не искать в акции политико-социального смысла. Эрмитаж, по его словам, просто попытался рассказать широкой публике о малоизвестном явлении и развеять сугубо научные сомнения относительно того, существует ли исламское искусство как таковое.
Столь далеким друг от друга адресатам Эрмитаж составил общее послание. Выставка построена в обход хронологии — в ней нашлось место и древнейшим спискам Корана (VIII в. н. э.), и марокканскому кинжалу, в не столь далеком году преподнесенному дружественной делегацией председателю ленинградского исполкома. Пестрое содержимое расфасовано по девяти разделам, иллюстрируя абстрактные понятия Мечети, Паломничества, Слова, Корана, Исламского мистицизма, Дворца, Мавзолея, Сада и Рая. На деле отсеки и ниши в экспозиции плавно перетекают одна в другую, сливаясь в мощный визуальный залп. После такого удара профаны, вероятно, должны стонать: "Ох, красотища-то какая", а спецы — позабыть лета и чины, отрицать существование исламского искусства после факта эрмитажной выставки, право, затруднительно.
То есть с материальностью всех этих ковров, изразцов, ваз, тканей, чаш, сабель, миниатюр, книг, халатов, курительниц, водолеев и перстней, понятное дело, никто никогда и не спорил. Просто исламское искусство строго ограничивали во времени — как средневековый период в разноликом творчестве народов, принявших мусульманство. Эрмитаж рассказал о едином искусстве, впитавшем, разгладившем туземные черты точно так же, как это сделала единая религия. Когда понятия "светское" не существует вообще. И даже самая обычная домашняя жизнь среди обычных бытовых предметов превращена в духовное бдение. Абстрактная геометрия форм и узоров втолковывает мысль о непостижимости облика божества и надличности религиозных догм. Мерные орнаменты, без конца повторяя один и тот же мотив, напоминают о благолепии частых упоминаний священного имени (апофеоз — платок, расчерченный сплошными строками с именем Аллаха). А чистые ослепительные краски ковров и тканей, золотой блеск оружия и посуды ежедневно манят грядущими райскими радугами. Когда плоскости, заполненные непроходимым орнаментом, выглядят плодом аллергии на утомительный простор скудного ближневосточного пейзажа (пустыня и небо). А филигранные миниатюры и микроскопические затейливые чеканки, кажется, могли быть произведены только при очень ярком свете аравийского солнца.
Любопытнее всего наблюдать это искусство тогда, когда оно берется за темы, популярные в чужой, христианской иконографии. Например, Страшный суд. Все узнаваемо: вот судимые в набедренных повязках, вот адова печь, вот припекают грешников, вот святые наблюдают за происходящим с облаков. Но сцена так безмятежно красива и умиротворенна, будто румяные клиенты просто ожидают очереди в раскаленную баню, где в вольных позах уже нежатся ранние посетители. Плавный ритм рук, вздымающихся в чинных беседах, радостные краски, округлый покой линий, нарушаемый разве только клочковатыми огненными нимбами святых. Искусство ислама не умеет пугать и внушать панический трепет так, как христианское. И никогда этому не училось, трактуя земную жизнь как набор формул, заготовленных для обольщения человека загробным блаженством.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА
Выставка продлится до 17 сентября.