Мрак по-итальянски

В Венеции продолжается 12-я Архитектурная биеннале. Ее куратор японка Казуо Седжима определила тему Биеннале как "Люди встречаются в архитектуре". Однако в большинстве случаев посетители не в силах понять, с чем же они тут встречаются.

Алексей Тарханов

По традиции в национальных павильонах кураторы и комиссары сами решают, кого и как выставлять, сообразуясь с девизом выставки. Но в старом венецианском Арсенале выставку делает сама Седжима, и странно было бы, если бы выдвинутый ею же самой лозунг она сочла необязательным. Так что движение по бывшей артиллерийской анфиладе Арсенала строится в данной кураторской режиссуре как серия сменяющихся пространственных впечатлений. Вот вам архитектура, в ней и встречайтесь.

Начало довольно меланхолично. В первом зале стоит скульптура под названием "Человек в рыбе". Венеция, как известно, похожа на рыбу, так что каждый может ощутить себя в ее животе. Грубый камень в два человеческих роста пробит деревянными досками. Если лечь в эту конструкцию, непременно почувствуешь себя даже не как в чреве кита, а как в гробу. Поэтому прикасаться к скульптуре строго запрещено. Рыбу тщательно берегут от человека.

Второй зал отдан кинорежиссеру Виму Вендерсу, который, вняв японке, снял фильм о людях, встречающихся в архитектуре. Каждый из них произносит краткий текст о том, как они эту архитектуру понимают. Люди здесь явно подсадные, а вот архитектура — самая настоящая. Это Rolex Learning Center, учебный корпус Лозаннской политехнической школы, спроектированный японской архитектурной мастерской SANAA. Фильм снят по нынешней моде в 3D, и при входе всем выдают специальные очки, которые делают зрелище еще более четким, выпуклым и благостным.

Хорошо тем, кто знает, что название мастерской расшифровывается как Sejima and Nishizawa and Associates и основана она была в 1995-м все той же Казуо Седжимой и ее партнером Рю Нишизавой. Учебный центр завершен в этом году. По счастью, я специально ездил на него посмотреть и могу подтвердить, что это и вправду замечательное здание, сделанное с такой выдумкой и таким техническим совершенством, на которые способны только швейцарцы, объединившиеся с японцами. Правда, я не встречал там ни китайских фокусников, ни японских старух, как в фильме у Вендерса, может быть, мне просто не повезло. Но Лозанна все-таки не столица мира, и университетский корпус не столь заметен, как какой-нибудь музей в Бильбао, так что биеннальская публика, даже снабженная волшебными очками, едва ли понимает, что во втором зале им продают реальную работу куратора биеннале. Не о личной нескромности речь — напротив, хорошо, что выставку собирает строящий архитектор, а не журналист или философ, но хорошо бы каким-то образом специально об этом всем сообщить.

Так и дальше: вся коммуникация со зрителем исчерпывается маленьким листочком на стене, который приходится искать, чтобы понять, кто же автор и что же он хотел сказать данным произведением. Вот работа испанцев Антона Гарсия Абриля и Ensamble Studio, которая называется Balancing Act. Проход почти перегораживают две невероятных размеров бетонные двутавровые балки, положенные друг на друга и находящиеся в неустойчивом равновесии. На верхней балке — тяжеленный каменный противовес, другой ее конец подпирает мощнейшая пружина. Авторы объясняют: это о том, что на таких подпорках можно уложить новые этажи Земли. Посыл не просто устаревший, но еще и сопровождаемый типичным надувательством: с боязливым уважением потрогав циклопические двутавры, я обнаружил, что это никакой не железобетон, а пустая обманка, дурилка картонная, раскрашенная серой штукатуркой. А весь хваленый "балансирующий акт", равновесие, обеспечивается металлическими тягами, закрепленными на старых стенах Арсенала. И чем искреннее было мое первоначальное восхищение композицией, тем сильнее обида за обман и желание выступить с разоблачениями: дескать, нет, не удержится на таких, с позволения сказать, конструкциях новая жизнь. Хотя проходить под ними все равно страшновато.

Бельгийцы из бюро Architecten de vylder vinck tailleu показали, как семь односемейных домиков можно соединить вместе. Если люди не встречаются между собой, а запираются в своих домах, пусть хотя бы дома встретятся под одной крышей. Серия проектных листов и макетов, иллюстрирующих это сближение, завершается большой моделью посреди зала (модель неожиданно напомнила мне болезненную архитектурную фантазию самодеятельного строителя из Кратово).

Сверкая зелеными глазами и перебирая белыми щупальцами, огромный макет R&Sie(n) устремляется в следующий зал

Зато удивительно честное и очень приятное ощущение ждет уже в следующем зале. Transsolar & Tetsuo Kondo Architects построили мостики, переплетающиеся на высоте четырех с лишним метров, и погрузили их в искусственное облако, созданное под сводами зала специальными распылителями. Инсталляция и называется Cloudscapes, "Облачный ландшафт"; ее сопровождает рассказ о том, как велико желание человека прикоснуться к облаку и оказаться над ним, пройдя сквозь небеса. Германские архитекторы предложили всем вскарабкаться в надоблачные выси и испытать ощущения, знакомые горным жителям и недоступные жителям равнин. Несмотря на то что белый пар среди кирпичных облезлых стен все-таки создает дополнительные нежелательные ассоциации с банно-прачечным комбинатом, это очень красивая инсталляция; люди бродят по мосткам, сталкиваясь в тумане и, следовательно, встречаясь в архитектуре.

Французы из R&Sie(n) заняты архитектурой, которая должна обновляться на клеточном уровне, как живая ткань. Это, разумеется, ненаучная фантастика, она называется thebuildingwhichneverdies и похожа на иллюстрации к книгам по модной в 1970-е годы в СССР архитектурной бионике, тщетно пытавшейся спроектировать профсоюзный санаторий по образцу кукурузного початка. Только здесь образ "бессмертного дома" куда более агрессивен и похож на свирепого насекомого из "Навсикаи" японского мультипликатора Хаяо Миядзаки. Сверкая зелеными глазами и перебирая белыми щупальцами, огромный макет R&Sie(n) устремляется в следующий зал.

Там поспокойнее и внешне даже поскучнее. По всему залу расставлены стулья и мониторы. На экранах идут длинные интервью с малыми, средними и великими деятелями культуры, с которыми за время свой работы поговорил автор инсталляции "Wall of names" швейцарец Ханс Ульрих Обрист. В его списке 800 человек, и их names написаны на высоченной белой стене.

Но ни имен этих толком не прочесть, ни рассказов их не послушать, хотя каждый из великих бубнит какие-то важные и интересные вещи. Звук идет только в наушники, висящие на мониторах: зритель должен бы сесть, надеть наушники и внимать. Но никто не садится — вместо того чтобы послушать Илью Кабакова, или Пьера Сулажа, или на худой конец Оскара Нимейера, люди проходят дальше, беседуя между собой. На "Стене имен" Обриста немало и тех, кто уже умер, отчего она кажется кладбищенской оградой, в которой навсегда и без всякого отклика похоронены слова и мнения замечательных людей.

Японец Юния Ишигами из junya.ishigami+associates исследует проблему прозрачности в архитектуре. Исследует он ее следующим едва заметным образом: на многометровой белой стене тоненьким карандашом нанесен план инсталляции, который можно разглядеть только в упор, а посредине зала размещены тонкие белые стержни, то формирующие арки, то изображающие балки. Их вообще не разглядишь, эти стержни настолько прозрачны, что в день открытия посетители пошли прямо сквозь них. Инсталляция была разрушена, пострадали и сами посетители, так что теперь выставка "Architecture as air" обнесена забором с цепочкой. И люди спотыкаются уже не об инсталляцию, а о цепочку. Одни пострадавшие задерживаются, чтобы со злорадством посмотреть на поведение следующей жертвы дзен-буддизма, другие, напротив, предупреждают вновь прибывших об опасности и таким образом коммуницируют, что соответствует завету куратора "Люди встречаются в архитектуре".

Датчанин Олафур Элиассон, тот, что зажег семь лет назад искусственное солнце в лондонской Tate Modern, на сей раз для своей инсталляции "Your split second house" повесил под самым потолком Арсенала три шланга, которые свободно вращаются и то и дело испускают струи воды, рассыпающиеся жирными брызгами. Все это происходит в полной темноте и сопровождается мельканием прожекторов, вырисовывающих отдельные капли.

Стробоскопический эффект приводит в отчаяние фотографов, не успевающих уловить момент. Ощущение такое, будто в грозовую ночь путаешься под ногами пьяного писающего гиганта. Рано или поздно оказываешься под струей. Можно спастись разве что под крышами боковых галерей, куда не достают брызги. Публика набивается туда и движется в темноте, разрываемой вспышками.

Пятнадцать звуковых колонок окружают три скамьи в большом зале. Через эти колонки транслируют пятнадцать отдельно записанных голосов, исполняющих хорал ренессансного композитора Томаса Таллиса. В центре звук собирается воедино, по краям рассыпается на составляющие. Автор "Мотета из пятнадцати частей" канадка Жанет Кардиф предлагает слушателям перемещаться, пытаясь вычленить из хорала отдельный голос и затем теряя его ради другого голоса.

Ощущение такое, будто в грозовую ночь путаешься под ногами пьяного писающего гиганта. Рано или поздно оказываешься под струей

Все это кажется набором аттракционов, имеющих на первый взгляд мало отношения к настоящей архитектуре. Но для сомневающихся триумфальное шествие по Арсеналу завершается несколькими замечательными работами строящих архитекторов. Сначала мы видим персональную выставку швейцарца Валерио Олджиати. Этот архитектор полагает, что Европе пора переболеть своим желанием все вписывать в городской контекст. Много лет подряд мы считали это особенной доблестью. Сейчас Олджиати показывает три осуществленных здания (в Швейцарии и в Китае), сделанных без всякой оглядки на окружение, и один проект, который тоже принципиально выбивается из контекста. Огромная башня, поднимающаяся над деревьями, оказывается уже знакомым нам проектом музея современного искусства в Перми. Его наградили на конкурсе в 2008 году, хотя наши критики были страшно недовольны. Меж тем понятно, что если этот мастер не хочет зависеть от чужого контекста, то вполне способен создать свой. Хотя бы во дворе Арсенала, где стоит макет пермского музея в два человеческих роста.

И вот другой пример — проект оперного театра, созданный для Тайваня архитектурным бюро японца Тойо Ито. Этот невероятного размера ""хаб" для искусств" (как определяет его архитектор) с многочисленными залами и общественными пространствами — результат конкурса, выигранного в 2005 году. Удивительная "бионическая" форма, не уступающая французской сороконожке, заказчика не смущает: смету не урезают, и строительство идет вовсю.

Глядя на эту фантастическую скульптурную архитектуру с трубчатыми залами, сначала испытываешь обиду за тот пещерный уровень оперной архитектуры в России, который явлен и в проекте Мариинского театра, и в уже построенной Новой сцене Большого. А потом думаешь, что реальное восприятие спроектированного Тойо Ито театра, как и многих других строящихся сейчас в мире зданий, превзойдет все экспозиционные хитрости нынешней биеннале. Слава богу, настоящая архитектура, будучи воплощенной, не потребует никаких объяснений. И люди поймут наконец, с чем они встретились. Окажется, что они встретились с архитектурой.