"Легче прибить человека, чем снять комедию"

Новый фильм Франсуа Озона Potiche ("Ваза") — пародия на современный тип европейского политика, которым управляет жена. Сам Озон уверен, что так и должно быть: "Огонек" побеседовал с режиссером о кризисе любви в политике

— Ваш новый фильм — о том, как мужчины теряют свой мачизм, а женщины приходят к власти. Это ваша любимая тема: эксплуатируете собственный имидж?

— Скорее, потакаю собственному эгоизму. Я уже давно носился с идеей "Вазы". Впервые она пришла мне в голову 10 лет назад, когда в парижском театре я посмотрел одноименную пьесу Пьера Барийета Potiche (прямое значение — ваза.— "О") — этим словом у нас называют женщин, которых состоятельные мужчины используют в качестве привлекательных безделушек. Героиня пьесы не только заменяет ушедшего в отпуск мужа, директора фабрики, но и справляется с его обязанностями лучше, чем он. Пьеса Барийета на этом заканчивается, а я пошел дальше и показал, как муж возвращается после отпуска и смещает жену. Жена решает не сдаваться и баллотируется в органы местного управления. Ее муженек, сыгранный Лукини в начале моего фильма в традициях маленького деспота Де Фюнеса, в конце концов теряет не только власть на фабрике, но и становится подкаблучником, начиная молить жену о внимании и сексе.

— А зачем вы перенесли действие картины в 1970-е?

— Это связано не только с сюжетом пьесы и личной ностальгией, но и с тем, что разрыв в 30 лет дает мне необходимую дистанцию для анализа и пищу для юмора. В наше время женщина хоть и редко, но управляет фирмой, в 1970-е же она только могла мечтать об этом. Тема же действительно актуальная, тем более что за последние 30 лет в этой области, на мой взгляд, ничего не изменилось. Женщины по-прежнему довольствуются более низкими зарплатами, чем мужчины, реже занимают руководящие посты и редко баллотируются на выборах.

— Вы уже сняли с десяток картин, но почти никогда — комедий. Этот жанр вообще сегодня не в почете?

— О, комедии очень сложно снимать! Гораздо легче прибить человека и показать его труп или избить героя в тюрьме, как в Голливуде. Разве для этого нужны мозги? Нет, нужно лишь найти людей, которым доставляет удовольствие махать кулаками. На экранную сатиру затрачивается гораздо больше усилий, чем на трагедию и тем более триллер, а ирония по отношению к героям, если ее заранее не продумать, может превратиться в банальный китч. Юмор — это фантазия, абстрактное мышление и тонкость ума. Ими обладать — значит иметь класс, который достигается лишь за счет сложной интеллектуальной работы.

— Когда вы рассказываете о своих героях, то постоянно подшучиваете над ними. Что вызывает ваш смех?

— Кто вам сказал, что я смеюсь? Я никогда не смеюсь, я улыбаюсь! Смех не подходит физиогномике моего лица. (Смеется.) А знаете, когда последний раз я действительно хохотал?

— ???

— Просматривая сцены с Катрин Денев и Жераром Депардье. Катрин и Жерар — любовная парочка французского экрана вот уже много десятков лет. Когда французы видят их вместе, то млеют от счастья. У нас героиня Катрин, как уже было сказано, богатая женушка деспотичного промышленника, а Жерар — партийный активист Бабен. Сюзанн — дама игривая, от скуки она охотно соглашается на легкие аферы, но делает это так естественно, что ее трудно обвинить в легкомысленности или безнравственности. Ее скоротечная интрига с социалистом Бабеном, да еще и в лесу, выходит за рамки дозволенности. Не поймите превратно: дамам высшего света разрешается заниматься любовью в лесу, но Сюзанн — буржуа, а Бабен — рабочий класс. В 1970-е годы во Франции эти классы разделяла пропасть. Спустя много лет после аферы они встречаются вновь и идут в ресторан. Расслабившись и выпив, начинают танцевать. Когда я сказал Денев и Депардье, что им придется танцевать, они сразу уверили меня, что проблем не будет, что они прекрасно танцуют и проб им не нужно. Я, конечно, не ожидал от них мастерства Фреда Астера, но когда мы включили камеры и я стал свидетелем того, как неуклюжий и растолстевший Жерар невпопад крутит Катрин, то, признаюсь, закрыл глаза в ожидании конца этого кошмара, втайне надеясь по окончании вырезать сцену из фильма. Когда же я посмотрел ее на пленке, то не мог сдержать хохота и решил: "Ну их, пусть зрители тоже от души посмеются"!

— Как Денев, всегда такая недоступная и ухоженная, согласилась бегать у вас в спортивном костюме и невпопад танцевать?

— С Катрин мы познакомились во время съемок "8 женщин" (фильм Франсуа Озона.— "О"), но только во время съемок "Вазы" успели вдоволь наговориться. Образ Катрин живет во мне с самого детства. Он ассоциируется с французским кинематографом 1970-1980-х, с временами, когда я приходил домой из школы, закидывал портфель и бежал в кинотеатр смотреть фильмы Франсуа Трюффо. Надо сказать, что с годами Катрин совсем расслабилась и ей совершенно все равно, какой ее видят зрители. Теперь она не только позволяет посмеяться над собой, но и сама воспринимает себя с большим юмором. Это касается и темы сексуальности.

— Сексуальность теперь объект для насмешек?

— Ничуть, это как раз очень серьезная тема. На днях мне пришла забавная идея. В Америке режиссеров и сценаристов обучают в киношколах, что, прежде чем снять фильм, нужно написать биографии своих героев. Не для того, чтобы их экранизировать, а чтобы лучше понять их характеры, мотивировать их поступки. Если бы меня заставили заниматься подобной ерундой, то я бы писал их сексуальные биографии. Человек лучше и честнее всего самовыражается в постели! Через секс можно скорее познать людей, чем через их поступки.

У нас во Франции любят именно поговорить о сексе. Сексуальность — очень важная тема для французов. Когда в печати осуждали Билла Клинтона за его связь с Моникой Левински, то французы недоумевали, за что американцы ополчились на своего президента. Во Франции мы не только не скрываем любовных интрижек, наоборот, мы ими гордимся. Вспомните наших президентов, хотя бы Миттерана. Все знали не только о том, с кем тот спит, но и как! Эти разговоры смаковались в лучших кругах Парижа. А сегодня мы с таким же удовольствием обсуждаем нынешнюю мадам Саркози и ее слабость позировать обнаженной перед камерами.

— В год России--Франции много говорят о тесных связях между двумя нациями, о том, как много общего у нас...

— Я мало знаком с русской культурой, а познания о российском кинематографе у меня заканчиваются на фильмах Сергея Эйзенштейна. Я бы и хотел посмотреть другие русские фильмы, но во Франции их редко показывают.

— То же можно сказать и об отношении к современному французскому кино в России. У нас известны, например, имена Клода Лелуша или Франсуа Трюффо. А вот режиссеров вашего поколения зритель знает хуже. Только вы и еще пара имен известны. Как удается вашим фильмам так часто попадать в зарубежный прокат?

— У меня нет особых секретов, но есть догадки. Когда я снимаю свои фильмы, то следую двум главным принципам: всегда и во всем остаюсь французом и занимаюсь только тем, что мне действительно близко. Если тема мне знакома, значит, я смогу ее показать в наилучшем виде, смогу затронуть сердца людей. Вероятно, мне удалось затронуть не только сердца людей, но и сердца прокатчиков.

— Вы явно не утруждаете себя съемками фильмов. Посмотришь на ваших коллег, каждый год у них выходит новая картина. А ваши выходят примерно раз в полтора-два года...

— А зачем торопиться? Ведь мы живем не для страданий. Мне нравится снимать не спеша, получая удовольствие. Я никогда не планирую проектов заранее и не дергаю людей, если они не спешат. Поэтому мне нравится независимое кино, малобюджетные фильмы, где люди думают и созидают, а не фабрикуют. Мне никогда не хотелось работать в Америке. Кроме того, что трудно оставаться настоящим французом, снимая картины на английском языке, мне чужда иерархия в американском кинематографе. Во Франции режиссер — король, и ему все подчиняются. А в Голливуде король — продюсер, поскольку он дает деньги. У американского режиссера нет даже прав на заключительный монтаж, не говоря уже о том, что мои заокеанские коллеги — трудоголики, которые знают о хорошем вине и спокойном переваривании пищи понаслышке. Они и едят-то в основном стоя или из пластиковых тарелок на ходу.

— Французские режиссеры — настоящие гурманы, вы это хотите сказать?

— Без всяких сомнений. Я всегда настаиваю на продолжительных обедах во время съемок, а предыдущее поколение режиссеров, например, ушедшего, увы, на прошлой неделе Клода Шаброля, вообще нельзя было уговорить снимать фильм, если поблизости не было приличного ресторана. Жить нужно не спеша, легко, с удовольствием. Жизнь — комедия, и ею надо успеть насладиться.

Беседовала Татьяна Розенштайн