Шесть лет назад, когда отмечалось 200-летие коронации первого императора французов, волна празднования затронула и Москву. Известный своей наполеономанией шурин столичного мэра Виктор Батурин, у которого тогда еще все было в порядке с семейной жизнью и с бизнесом, выставил на всеобщее обозрение свежеприобретенные им наполеоновские раритеты. Начинание похвальное, но вызвавшее редкий для исторических выставок переполох: коллекционеру попеняли на то, что Наполеона он прославляет не где-нибудь, а в здании Бородинской панорамы.
В 1810-м, двести лет назад по сегодняшнему счету, Бонапарт исторических событий не устраивал. За исключением разве что брака с эрцгерцогиней Марией-Луизой, дочерью австрийского императора — Наполеон, может, и предпочел бы сестру русского императора, но Петербург уж так юлил, плохо скрывая свою неохоту, что альтернативы габсбургской принцессе не виделось. И тем не менее в нынешний год в качестве ответа на нашу выставку "Святая Русь" французская сторона привозит в Исторический музей не какую-нибудь там собирательную douce France, а именно что проект, посвященный "корсиканскому чудовищу". И это уже точно солидное и респектабельное событие, почитай, музейная сенсация.
Все дело в том, что дюжину французских музеев, готовивших выставку, возглавляет Лувр, а у него с Наполеоном особые отношения. Музеем Лувр стал еще в первые революционные годы, но вскоре его закрыли: и властям, и населению Парижа было не до изящных искусств. Вновь открыл его Наполеон, тогда еще первый консул, с легкой руки которого в серьезно расширенный Лувр (Музей Наполеона, как его тогда называли) стали стекаться бесчисленные произведения искусства, захваченные французами в ходе военных кампаний. Следующее большое расширение случилось при Наполеоне III, старавшемся подражать своему дядюшке. И даже появившаяся при Миттеране знаменитая луврская пирамида смотрится еще одним наполеоновским монументом — в конце концов, первой порцией поступивших благодаря Бонапарту в музей ценностей была добыча его египетского похода.
Жак Берто. «Императорский кортеж, направляющийся в собор Парижской Богоматери на церемонию коронации 2 декабря 1804 г.», 1806 год
Мы морщимся, думая обо всех этих грабительских приобретениях, но с другой стороны, император делал это не для того, чтобы скупым рыцарем любоваться художественными сокровищами в одиночку. В годы первой империи в Лувр приходили с мольбертами толпы художников, для которых драгоценна была сама возможность изучать и копировать мировые шедевры,— и лучшего способа поддержать национальное искусство тогда не существовало.
Собственно, на эту грань личности Наполеона выставка и собирается обратить наше внимание. Не просто завоеватель, равнодушно посылающий на смерть "двуногих тварей миллионы", а человек, писавший в молодости сентиментальные романы и пускавший слезу в опере, по своему любящий искусство и уж точно хорошо знавший его пропагандистские возможности. А заодно покровительствующий промышленности, которая несла в мир благородные стандарты французского ампира. Именно поэтому на выставке оказалось не только искусство Давида и Энгра, Гро и Кановы, но и прикладные вещи, несущие на себе отпечаток и эпохи, и личности того человека, который эту эпоху олицетворял,— мебель, гобелены, фарфор, оружие. Батальная тема не в почете, но более персональные и человечные моменты — пожалуйста. Изрядная часть экспонатов — вещи, которыми "сей муж судьбы, сей странник бранный, пред кем унизились цари" пользовался в самом повседневном быту.
ГИМ, с 21 сентября по 10 декабря