Фестиваль музыка
В Зале имени Чайковского прошло открытие второго Большого фестиваля Российского национального оркестра (РНО). Михаил Плетнев первое из трех своих выступлений на теперешнем фестивале посвятил балету: его оркестр исполнял "Жар-птицу" Стравинского, в то время как на сцене изображали хореографическое действие обычные московские дети, подготовленные британцем Ройстоном Малдумом. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Событие как будто бы специально было придумано с расчетом на то, чтобы подразнить гусей: Михаил Плетнев выступал в Москве в первый раз после известной череды летних скандальных известий, и вот, пожалуйста, дети. На самом деле все наоборот. Оказавшись под нелестным прицелом взвинченного общественного внимания, оркестр и его шеф справедливо решили без всякой истерики просто перешагнуть через поднявшийся кипеж. Самым ведь важным в проекте было отнюдь не соседство Михаила Плетнева с детьми. Ройстон Малдум придумывал подобные проекты еще до создания РНО, отмечающего в этом сезоне свое 20-летие. То, что теперь он поработал и с этим оркестром, для РНО оборачивается в имиджевом смысле результатом вполне лестным. И у нынешней "Жар-птицы" благодаря ему получилась довольно почетная предыстория.
Скажем, в 2003 году господин Малдум реализовал похожий замысел с участием Берлинского филармонического оркестра и сэра Саймона Рэттла. Там тоже были Стравинский ("Весна священная", не "Жар-птица") и дети-непрофессионалы. Только в немецких условиях хореограф прицельно набирал ребят из неблагополучных семей. Ну, читатель может себе представить не столько эстетический, сколько нравственный эффект такой метаморфозы. Вчера ты гопником лузгал семки (или что там положено лузгать немецким трудным подросткам), а сегодня увлеченно и с искренней старательностью (в этом и состоит макаренковская фишка господина Малдума) пытаешься танцевать под Стравинского; какая-то назидательная, но прелестная литературность в этом, согласитесь, есть.
Однако в наших условиях, как ни поразительно это прозвучит, проблемных детей не нашлось. Как сказал на пресс-конференции, посвященной фестивалю, директор РНО Олег Полтевский, их "уже разобрали", так что постановщику и его команде пришлось иметь дело с детьми и подростками (от 6 до 22) из самых обычных семей. Приходится признать, что происходящее на сцене скорее мешало полноценно слушать то, что делал оркестр, разместившийся на месте разобранного партера. А послушать было что — причем с отчетливым ощущением того, что те институции, которые за прошедшие два месяца отказались от концертов с участием Михаила Плетнева, в первую очередь сами себя наказали. Музыка Стравинского в трактовке Плетнева была хороша в первую очередь моментами абсолютной субъективности, противящейся, казалось бы, и картинно-сказочному характеру рассказываемой в балете истории, и всякой чересчур наглядной театральной иллюстрации. Но возразить-то им нечего. Трепетное ювелирной выделки пиано низких струнных и духовых придавало картинам Кащеева царства не то чтобы наглядность хоррора или фильма-сказки, а скорее смутный, впечатляющий исподволь оттенок того страха, который вроде бы должен быть вне большого, "взрослого" искусства,— но как точно и как рационально выстроена при этом вся фактура. То же и с тутти, агрессия и стихийность которого была какой-то очень художественной, отмеренной щедро, но дельно, и с финалом, ровная триумфальность которого отдавала не столько былиной, сколько мистерией. Но все это совсем не сочеталось со сцендействием, трактующим "Жар-птицу" как ночной кошмар ребенка и использующим музыку как простой метроритм для незатейливой аэробики, которая вовсе не способна пробудить от телесной спячки сотню нескладных и ленивых подростков, насильно оторванных от любимых компьютеров.
Устроители концерта, впрочем, боялись явно не этого противоречия: в зале стояло такое количество крепких детин с рациями в ушах, какое бывает разве что по случаю присутствия крайних VIP. Если ждали скандала, то понапрасну. В начале концерта, когда объявили имя дирижера, публика напряглась на долю секунды — но только затем, чтобы немедленно устроить замешкавшемуся Михаилу Плетневу самую ободряющую овацию.