Лиза Голикова о Феде и Варе
Наш Федя почти всегда со всем соглашается. Он не умеет противостоять. И поэтому вынужден соглашаться. И если взрослые, как правило, проявляют к Феде снисходительность, то его сестра Варя, напротив, бывает беспощадна к нему.
Раньше, когда Федя вдруг с чем-то не соглашался, Варя, не умея еще хорошо говорить, колотила его что было сил. Феде иногда удавалось извернуться и избежать проявлений Вариной настойчивости. Потом, когда Варя стала свободно разговаривать, а затем и управлять громкостью своего голоса, все стало проще. Если брат с чем-то не соглашался, она переходила на крик, потому что она очень, мягко говоря, звонкая девочка:
— Федя, ты что?????
За этим чаще всего следовали меры физического воздействия. Поэтому Федя почти всегда имел одну или две царапины на лице. Противостоять Варе действительно очень непросто. Даже у меня бывают с этим сложности.
Она настаивала, он плакал, но соглашался. Не сразу, конечно.
— Варь, а Варь? Ну Варь? — это были его аргументы.
На нее это, конечно, не действовало.
Я честно пыталась научить его спорить и отстаивать свою точку зрения.
— Варь, отдай мне мою машину,— безо всякой надежды говорил он.
— Нет.
— Ну Варь?
— Нет.
— Федь,— я вмешивалась в очередное противостояние.— Попробуй убедить Варю. Выдвинуть аргументы, в результате которых она сама захочет тебе отдать то, что ты просишь. Например: Варь, дай мне машину, и я отвезу тебя на край света.
Я знала, что Варя, неравнодушная к романтике сказок про принцев, принцесс и волшебный лес, не сможет устоять перед этим.
— Это аргументы, мам?
— Да, как пример.
Но Федя понял этот разговор по-своему. После того как у него не оставалось никакой надежды выиграть очередное противостояние с Варей, он стал подходить к ней с кулаком.
— Вот, Варь,— говорил он, протягивая кулак к сестре,— я принес тебе аргументы. Забери и отдай мне машину.
Варя смотрела на него с недоумением, аргументы забирала, но и машину всегда оставляла у себя.
В какой-то момент Федя перестал сопротивляться. Потому что все равно чаще всего оказывался в синяках и царапинах быстрее, чем мог принести свой кулак с аргументами. Поэтому он начал соглашаться с сестрой почти во всем. Потом — предупреждать ее требования. Это научило его проявлять инициативу. И, как ни странно, стало для него какой-то новой движущей силой. Как, впрочем, и для нее.
Она почти всегда была первой. Ей важно было доказать всем вокруг, а главное — ему, что она сильнее, смелее, смышленее.
Ей не хотелось заниматься рисованием, но она полюбила краски и карандаши, потому что таким образом она доказывала что-то Феде:
— Посмотри, какая бабочка у меня получилась! А у Феди не такая красивая, правда, мамочка?
Она не любила есть, но теперь она ест быстрее Феди. Потому что ей важно опустошить тарелку первой, чтобы сказать:
— Мама, а я уже все съела. А Федя — нет.
Каждый раз в этих историях мне очень важно было подобрать правильный ответ.
Она ненавидела убирать игрушки в своей комнате. Но Федя стал убирать за ней. Сначала из чувства сопротивления Варя разбрасывала тотчас все то, что он убрал. А потом стала складывать сама. И теперь ей важно сделать это первой. Эта мотивация заставляет их проявлять соревновательные инстинкты за пределами детской комнаты. Просто у каждого из них для этого свои причины. У Феди — предупредить инициативы сестры, а у Вари — реализовать Федины инициативы первой.
Сегодня утром, купаясь в море, Варя вдруг протянула Феде плавательные очки.
— Давай ты будешь нырять, как мама? Ну и плавать без нарукавников,— сказала она и, кажется, сама испугалась этой провокации.
Это был очередной вызов. И Федя, судя по всему, был к этому готов. Поэтому он, как обычно, потратил пару минут на то, чтобы посопротивляться, но взял очки и натянул их на голову. А заходя в море, не стал надевать нарукавники.
— Я попробую,— видно было, что он боялся.
Варя смотрела на него с заинтересованностью. Она понимала, что поставила перед Федей невыполнимую задачу. Когда он заходил в воду, ей, мне кажется, стало действительно страшно. Она даже сделала пару шагов в его направлении, но остановилась.
А он поплыл. Сначала проваливаясь с головой под воду. Потом — выныривая и набирая воздух. Я видела, как страшно ему и как — ей. Но он научился. Он смог.
— А я не буду больше купаться. Потому что я устал. Кроме того, у меня насморк,— Федя, выбравшись из воды совершенно счастливым, улегся на лежак и закрыл глаза. Его веки дрожали, потому что он не очень хорошо притворяется, но Варя еще не в состоянии заподозрить такое притворство. Ей понадобилось несколько минут, чтобы обдумать происходящее. Она смотрела на него, перебирая руками его мокрые волосы. Какую-то секунду ее пальцы не шевелились. Но вдруг она встала, укрыла Федю полотенцем, поцеловала его руку, потом — макушку.
— Я люблю тебя, мой дорогой,— тихо-тихо сказала она.— Ты мой самый смелый, самый сильный друг-дельфинчик. Ты так научился плавать, что я очень тобой горжусь.
От удивления Федя даже привстал. Он молча смотрел на нее, а она продолжала:
— Может, ты хочешь водички? А может, тебе нужно поесть? Ты мой золотой, мой прекрасный. Ты знаешь, я очень сильно тебя люблю.
Федя продолжал слушать. Он оторопел. Даже мне было интересно, что это с ней случилось. Это какая-то новая форма провокации или она серьезно? Я пыталась разглядеть ответ на этот вопрос в ее движениях, взгляде, но убедилась, что все, что она делала, было чистой правдой.
Возвращаясь с пляжа домой, Варя подходила к прохожим:
— А мой брат Федя умеет нырять и плавать, как мама. В очках. Раз — и в воду, раз — и в воду. Представляете?
— Мам, а давай позвоним крестной и крестному? Я расскажу им, что наш Федя самый-самый ныряльщик на всем белом свете.
Она потратила все оплаченные минуты телефонного трафика, чтобы рассказать всему миру о том, какой теперь стал ее брат.
В тот день она накрывала для него стол для ужина. Она перестелила для него постель, принесла пижаму и помогла ему вымыться. Подала чашку теплого вечернего молока, оттолкнув бабушку. Она прочла ему сказку. И не важно, что книжка в тот момент была перевернута вверх тормашками, картинки были про лягушку-путешественницу, а Варина сказка — про трех медведей. Они оба в тот день стали друг для друга чем-то большим, чем накануне.
— Три медведя пили сладкий чай и слушали рассказ маленькой Машеньки о мальчике Феде, который в тот день стал совершенно большой. И очень-очень любимый,— Варя захлопнула книжку.
А я потушила в комнате яркий свет.