Пляшущий человечек

рассказывает Алексей Тарханов

По истории жизни и смерти американец Кит Херинг — образцовый современный художник. Концептуалист, граффитист, гомосексуалист. Друг и ученик Уорхола. Жертва СПИДа. Судьба его так же стандартна для американского ХХ века, как судьба Ван Гога — для французского XIX.

На фотографии Энн Лейбовиц голый Херинг стоит в раскрашенной своими черно-белыми человечками комнате, раскрашенный и сам, с ног до головы, не исключая и пениса. Пенис, кстати,— одна из постоянных тем его графики. Вот и на выставке в Kunsthalle представлена серия листков из блокнота, называющаяся "Manhattan Penis". Тут можно бы сострить насчет художника, который ничего другого на Манхэттене не заметил. Но мало того, что рисунки эти обнаруживают железную руку и замечательное чувство композиции. Изображенные на них в виде уходящих в небо членов башни-близнецы Международного торгового центра явственно обнаруживают детскую гордость Америки. Когда их взорвут арабы, Нью-Йорк взвоет так, как будто бы его и вправду кастрировали.

Нынешняя венская ретроспектива Херинга начинается 1978-м и кончается 1982 годом, когда его персональную выставку наконец согласилась принять серьезная галерея. Как полагается, он тут же стал знаменит, пошли заказы, он начал делать из своих человечков монументальные скульптуры, его звали расписывать стены, а через шесть лет он узнал, что болен СПИДом. Еще через два года он умер. Ему был 31 год.

В тогдашнем Нью-Йорке карьеры безвестных молодых людей из круга Энди Уорхола имели два основных варианта развития. Конец дней был рядом. Как у самого Херинга, со смертельным анализом в высшей точке карьеры, или его друга художника Жан-Мишеля Баскья, который умер в 28 лет, смешав кокаин с героином. Или совсем другой вариант — как у его подруги Мадонны, которая до сих пор живее всех живых и стала символом и брендом не меньше Уорхола. Такая уж была нью-йоркская жизнь. "Я помню, как меня впервые пригласила Йоко Оно,— вспоминал Херинг.— Я захватил с собой Мадонну, Энди уже пришел. Там еще был Боб Дилан, Дэвид Боуи был. И тут Игги Поп выходит из кухни. Странно сначала, а потом привыкаешь".

Приехав в Нью-Йорк в начале 1980-х из Пенсильвании, Херинг восхищался умениями городских партизан-граффитистов. У них действительно было чему поучиться: во-первых, наглости, во-вторых, скорости и, в-третьих, яркости. Стенная работа Киту в принципе была знакома: когда он учился в Питсбургской школе искусств, то подрабатывал тем, что красил аудитории. Этот процесс он превращал в рисунок, и чем больше была стена, тем больше его это занимало, так что теперь под слоями краски на стенах классов могут найтись его работы.

В Нью-Йорке, городе граффити, он решил продолжить эту деятельность, но ему не нравилось разрисовывать склады и гаражи на окраинах. Он хотел идти туда, где его увидят. Раз его не выставляют в галереях, он будет показывать свои работы в метро. Он рисовал мелом своих человечков на рекламных щитах подземки, закрытых черной бумагой. Прохожие радовались, спорили с ним, недоумевали, советовали найти работу, но он не только продолжал эти занятия, но и стал водить с собой фотографа, превращая свои импровизированные выставки в перформансы. И учился работать все быстрее и быстрее, чтобы закончить, пока не вызвали полицию. Но когда одни полицейские приводили его в участок, другие жали ему руку и отпускали, признаваясь в том, что им очень нравятся его рисунки.

"Мои рисунки всегда спонтанны. Никаких эскизов даже для огромных панно. Это как автоматическое письмо",— говорил Херинг. Изобретенный им язык понятен любому. Это не иероглифы, это полные бешеной энергии истории маленьких человечков, волков, чудовищ, покрывающие сплошным ковром любую выбранную им плоскость — холст, пол, стены, что угодно.

Несколько видеозаписей его перформансов, на которых он зарисовывает пространство вокруг себя, поражают скоростью работы, после них не удивляешься многометровым картинам Херинга. Ему нужно было только одно — чтобы подольше оставалась краска на кисти. Так что все чаще он пользовался не художественными, а чисто графическими техниками. Мел, которым он рисовал в метро, он сменил на толстые маркеры, придуманные, чтобы писать объявления — в конце концов, его вещи тоже умели говорить.

При такой скорости он должен был бы завалить мир своими рисунками. Этого не произошло — хотя бы в силу того, что жизнь его оказалась такой короткой. Потому и редки ретроспективы художника: никто не успел сосредоточить в одних музейных руках достаточно полную его коллекцию, которая могла бы послужить ядром экспозиции. Со времен большой выставки в Музее современного искусства в Лионе, прошедшей два года назад, такого хорошо собранного Херинга в Европе не видели — спасибо Kunsthalle.

У него не было возможности достойно дожидаться старости и музейной славы. В свои последние два года Херинг приближался к смерти, но не пытался с ней примириться сентенциями вроде "Смерть — это часть жизни". Но так или иначе, уже 20 лет Херинг — не просто классик, но икона современного искусства, мученик, без пяти минут святой.

Вена / до 19 сентября