1 сентября — начало учебного года. "Власть" решила узнать у читателей, как складывались их отношения со школой.
Михаил Швыдкой, представитель президента РФ по международному культурному сотрудничеству. Ни меня, ни моих сыновей никто никогда в школе не обижал — мы умеем за себя постоять. Хорошие и плохие школы были и тогда, и сейчас. Но школа должна учить быть готовым к жизни, а современная школа, к сожалению, учит не этому, а поступлению в вузы. Поэтому такая большая разница между советскими и современными школами.
Николай Цискаридзе, народный артист России. Пытались. В хореографическом училище преподаватель русского языка и литературы ненавидела всех учеников. Ученики ее тоже ненавидели: на экзамены никто никогда не приносил цветов. Я единственный в классе шел на красный диплом, и всю ненависть к нам она вымещала на мне. Она попыталась подгадить мне низкой оценкой по поведению. Но класс встал на мою защиту, и ей пришлось извиниться. К сожалению, из-за нее наш класс возненавидел литературу. Только много лет спустя мы стали читать Булгакова и Толстого.
Дима Билан, певец. Нет, наоборот, я сам вступался за обиженных. В седьмом классе у меня были конфликты с одноклассниками, но их инициатором был я сам: вступался за изгоев, которых все унижали, такие есть во всех классах. Иногда доходило до драк. Сейчас у школьников те же проблемы, что были у нас. Разве что нагрузка увеличилась. У меня сестре 14 лет, и я вижу, как загружены школьники.
Маша Цигаль, дизайнер. Еще как обижали, и в основном учителя. У меня была очень жесткая спецшкола, с углубленным английским. Там все было построено на подавлении учеников и возвеличивании учителей. Дорогие подарки учителям и лицемерие было нормой. Детей мерили одной линейкой, и если ты отличался от остальных — одеждой, поведением, взглядами — морально подавляли. Только что не били. Учительница математики всегда отчитывала меня перед классом и унижала. Школа — вообще самое страшное время в моей жизни, не могу вспоминать о нем без ужаса. Так что своего ребенка отдам учиться за границу.
Франц Клинцевич, первый заместитель председателя комитета Госдумы по делам ветеранов. Наоборот, всячески опекали. Я жил в деревне, в старших классах учился в интернате. Однажды не пошел в школу и уехал домой в деревню. Учителя тут же позвонили в сельсовет, и мой автобус встречал председатель сельсовета. Было ужасно стыдно, но они обо мне заботились. А вот дочери было хуже. В конце 1990-х годов я мог позволить себе покупать дочери хорошие вещи, так учительницы стали ей завидовать и портить жизнь — занижали оценки, оскорбляли. Пришлось перевести ее в частную школу.
Елена Ханга, телеведущая. Я училась еще в советской школе, и там любые недоразумения сразу пресекались. У меня никогда никаких проблем не возникало. Была другая страна, другая ситуация. Сейчас дочь у меня учится в простой школе в центре Москвы. Школа со старыми традициями, в ней два корпуса — для младших классов и для старшеклассников. Дети даже не пересекаются, поэтому конфликтов между ними не возникает.
Давид Ян, основатель и председатель совета директоров компании ABBYY. Нет, хотя часто разногласия мы решали кулаками. А обид не было. От сына я тоже не слышал жалоб на школу или учителей. Он учился и в российской школе, и в американской. В американской к приезжим, которых было пять человек в классе, относились очень настороженно, не обижали, но соблюдали некую дистанцию. Кроме того, там детей поощряли за стукачество, например, пирожком. Но стучать учат не во всех школах США, просто нам не повезло.
Алексей Левченко, председатель правления банка "Ренессанс Кредит". Физрук обижал, причем не меня одного, а весь класс. Вместо занятий физкультурой он заставлял нас часами стоять и слушать про неуставные отношения в армии и необходимость защищать себя табуретками. В итоге весь класс сделал себе справки о болезнях и получил освобождение от физкультуры, к которой у всех выработалось отвращение.
Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции "Эхо Москвы". Обижали. Я считал, что учителя со мной поступают несправедливо, что я недооценен по истории, литературе, химии. Но и я, став учителем, невольно обижал своих учеников, которые воспринимали меня как несправедливого учителя. В школе я испытывал стресс и как ученик, и как учитель, а теперь — как отец школьника. Главная задача школы — социализировать детей, а знания сейчас можно получать, не выходя из дома. Именно процесс социализации — неизбежный источник обид и стрессов.
Адольф Шаевич, главный раввин России. Не столько обижали, сколько наказывали за прогулы и двойки. Я был не слишком старательным, урокам предпочитал футбол. За это мне и доставалось от учителей. Но никаких психологических травм у меня от школы не осталось: класс был дружным, учителя мудрыми, да и время было послевоенное, все друг друга поддерживали. Сегодня школьникам намного сложнее: все беды и уродства нашего общества отражаются на них в сто раз сильнее, чем на взрослых.
Олег Смолин, заместитель председателя комитета Госдумы по образованию. Одну обиду помню до сих пор, хотя школу люблю и учителей. Я учился в школе-интернате, где был секретарем комитета комсомола, и мой друг однажды сильно подрался. Директор и воспитатель тогда его чуть ли не в уголовники зачислили, говоря, что по нему тюрьма плачет. Я вступился за друга, и учителя, оставив его в покое, взялись за меня. Оценки не занижали, но любой проступок замечали.
Светлана Хоркина, заместитель председателя комитета Госдумы по делам молодежи. Меня трудно было обидеть. Я уверенно чувствовала себя в школе, была очень коммуникабельной. Вообще, детей, которые занимаются спортом, в школе не обижают. Спортивный ребенок умеет находить контакты с другими, он быстрее становится ответственным... Поэтому я стараюсь развивать своего сына и умственно, и физически. Когда он прочувствует командный дух, будет готов к школе.
Юрий Завельский, директор московской гимназии N 1543. Меня никогда не обижали, не оскорбляли и не унижали. Я закончил семь классов, когда началась Великая Отечественная война, и до сих пор помню свою учительницу — Лидию Николаевну Рыкову. Это была мягкая, душевная женщина. Благодаря ей я понял: с каким учителем ребенок впервые столкнется в школе, таким он и будет во взрослой жизни. Сейчас ребята иногда пакостят учителям. Мне как директору приходится с этим разбираться, и я довольно часто встаю на сторону ребят. Некоторые учителя меня не понимали, и с ними приходилось расставаться. Но я живу по принципу: школа для ребят, и они всегда здесь главные.
Максим Резник, лидер петербургского "Яблока". Сильно обидела уборщица — в принципе милая, но недалекая женщина. Как-то я не отреагировал на ее замечание, а она меня спросила, понимаю ли я русский язык, или я еврей из Израиля и понимаю только еврейский. Я был в шоке, так как впервые столкнулся с бытовым антисемитизмом.
Вася Васин, солист группы "Кирпичи". Помню один случай. Учительница младших классов на уроке труда сильно дала мне линейкой по руке за утерянный кусок редкой фольги. Но сейчас я не в обиде — всех бы так учили. Она была мощнейшим педагогом сталинской школы. Вообще я считаю, что надо ввести телесные наказания в современных школах, ибо то, что мы видим сейчас, это слишком. Ненавижу молодежь.
Алексей Плахотников, депутат Госдумы ("Единая Россия"). Обижали. До седьмого класса я был предпоследним по росту в классе, был маленьким не только физически, но и морально. Это было поводом для шуток со стороны сверстников и учителей. Но однажды я опоздал на урок к самому суровому учителю — завучу Александре Георгиевне. Захожу в класс, лепечу какие-то оправдания. А она в ответ громким голосом: "Врешь!" Ну я и признал, что вру. Сел, жду расплаты. А учительница сказала, что я сильный человек, раз могу сказать правду, и не стала меня наказывать. Это была одна из тех ситуаций, после которой наступает пора взросления. И уже в седьмом классе я подтянулся и в росте, и морально, даже стал командиром отряда. А недавно она ко мне на прием пришла — и я, как раньше, волновался, нормально ли выгляжу, собран ли...
ВОПРОС НЕДЕЛИ / ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД*
Какие террористы страшнее — чеченские или русские?
В России появился новый вид терроризма — взрыв на Черкизовском рынке в Москве организовали не чеченские террористы, а русские студенты-националисты.
Юрий Евдокимов, губернатор Мурманской области. Нет никакой разницы. Они все больные люди и отличаются завидной изощренностью. Уверен, что они в какой-то степени наркоманы.
Гарри Каспаров, лидер Объединенного гражданского фронта. Радикальные исламские террористы страшнее, ведь их деятельность носит системный характер.
Владимир Катренко, заместитель председателя Госдумы. Опаснее индивидуалисты. Они страдают комплексом неполноценности и ищут способ выразиться.
Исса Костоев, член Совета федерации от Ингушетии. Русские. Терроризм на националистической основе в тысячу раз опаснее политического.
Адольф Шаевич, главный раввин России. Мусульманские, потому что они идейные. Говорить о зарождении русского терроризма еще рано.
Александр Торшин, заместитель председателя Совета федерации, председатель комиссии по расследованию бесланского теракта. Самые страшные — несистемные террористы. Их сложнее всего вычислить.
*Должности приведены на момент опроса.