Выставка музыка
В городском музее Зальцбурга проходит выставка "Великий театр мира", посвященная 90-летию Зальцбургского фестиваля. Историю крупнейшего музыкально-театрального форума планеты, в которой чистое искусство зачастую переплеталось с сомнительной чистоты политико-экономическими обстоятельствами, рассматривал СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Строго говоря, выставка развернута не только в музее, ее отдельные элементы разбросаны буквально по всему городу и даже по его окрестностям. В фойе Большого фестивального зала показывают проекты и макеты залов, которые фестиваль за эти 90 лет для себя построил или собирался построить, в барочной Коллегиенкирхе рассказывают о фестивальных представлениях в этом храме, в старинном кафе Bazar, помнящем основателей "фестшпиля", можно зайти в стилизованную телефонную будку и послушать там кое-что из той новой музыки, которой фестиваль дал путевку в жизнь. И так далее: такого парада аттракционов в Зальцбурге не было, пожалуй, со времен моцартовского 250-летия в 2006 году.
Вынести эти отдельные топосы из материала основной выставки было тем легче, что экспозиция задумана вовсе не как стандартный историко-документальный рассказ, где все разложено по годам. Вместо этого она сделана как словарь или энциклопедия, по отдельным темам, расположенным в алфавитном порядке. "А", например, это "архитектура", "D" — "драматургия", ну а "K", разумеется, "Караян". При этом фестиваль не то чтобы рядится в целомудренно жреческие ризы; он, не стесняясь, говорит о своей гламурной составляющей — есть раздел "Vanity" ("суета", "тщета"), где показаны многочисленные знаменитости разных лет, позирующие на фотографиях в шикарных вечерних нарядах, альпийских кожаных штанишках или даже в футбольной форме (во время традиционных товарищеских матчей между Венским филармоническим оркестром и оркестром зальцбургского Моцартеума). Есть и раздел "Tumult" ("скандал", "возмущение") — о, этого тоже пруд пруди. В 70-е режиссер Клаус Пайманн ввязался в драку после того, как ему запретили выключить в зале лампочки над пожарными выходами; в 80-е режиссер Пьетро Фаджони имел бурную беседу с одним фестивальным чиновником, чиновник поднял руку, защищаясь от брызгающей ему в лицо слюны, но режиссер неправильно истолковал этот жест и отвесил оппоненту затрещину; потом, уже при интенданте Жераре Мортье, мастер провокации Ханс Нойенфельс так поставил "Летучую мышь", что публика визжала от гнева и затем подала на постановщика в суд (который, надо заметить, проиграла).
Сплетней, слухов, интриг и скандалов в зальцбургской истории более чем достаточно, причем чаще всего художественные вопросы, как положено, были в стороне: в роли раздувателей были то пресса, то артистические клики, то экономические нюансы, то политическая ситуация, внутриавстрийская либо международная. Это понятно, без всей этой накипи форуму такого масштаба, очевидно, не обойтись, но не сводить же к этому историю фестиваля. Она и не сводится, хотя на поверку самым интересным при этом все-таки оказывается не то, что показывают в музеях истории любого театра — то есть макеты декораций, костюмы и прочие напоминания о спектаклях прошлого. На выставке есть и это: можно посидеть на чем-нибудь из разнообразной сценической мебели — от грубых табуретов из ставившихся в 1920-е моралите Гуго фон Гофмансталя до канапе, на котором в 1990-е сиживали персонажи "Кавалера роз", можно посмотреть на костюмы Фигаро из многочисленных постановок соответствующей моцартовской оперы или на костюмы к "Коронации Поппеи" Монтеверди, поставленной Юргеном Флиммом и Николаусом Арнонкуром в 1993-м — этим спектаклем выставка символически связывает фестивальное настоящее с прошлым придворных празднеств барочного Зальцбурга. Еще есть "аудиоточки" и мониторы с записями из фестивальных архивов, а также большая видеоинсталляция, представляющая оперы, мировые премьеры которых прошли именно на Зальцбургском фестивале. И посреди всего этого вдруг ссылки на большую политику — мол, после Второй мировой фестиваль так быстро пошел в гору потому, что тут сказалась холодная война: Вена была в советской зоне оккупации, а Зальцбург в американской.
И все же более любопытной и более поучительной выглядит первоначальная эпоха фестиваля. Точнее, эпохи — и их было несколько. Еще в XIX веке общество носилось с идеей создания в Зальцбурге моцартовской Мекки, аналога вагнеровскому Байрейту — не получилось. В 1870-е для наезжающих в город благополучных дачников пытались устроить летний музыкальный фестиваль (именно здесь тогда Венский филармонический оркестр дал свой первый концерт за пределами Вены) — опять не получилось. И только в 1920-м, с инициативой Макса Рейнхардта и Гуго фон Гофмансталя, ситуация изменилась. Надо иметь в виду, что это была странная пора для столь глобального начинания: недавно кончилась война, вековая австрийская империя только что развалилась, время было попросту нищее — в Зальцбурге иногда не хватало продовольствия. А основатели фестиваля знай себе твердили о непреходящих культурных ценностях и о величии европейского театра. Времена изменились, пришло обильное благополучие, но амбиции держатся на столь же выспреннем уровне.
Это умение примирять все, что можно,— голую денежную расчетливость и великолепные художественные манифесты, гламур и большое искусство, сиюминутное политиканство и сеяние разумного, доброго, вечного — действительно удивительная вещь, и выставка только подчеркивает своеобразное обаяние фестиваля в этом отношении. В глобальном мире, где преград между континентами как будто бы и нет и где само представление о традиции не более чем фикция, культурологическая условность, именно этот фестиваль заявляет о себе как о хранителе большой и досточтимой европейской традиции; в ситуации, когда кажется, будто рынок только по каким-то непонятным причинам не прогнал оперу и классическую музыку на маргинальные позиции, этот фестиваль снова и снова пытается доказывать, что опера — дело остроактуальное и что именно фестивальные постановки могут задавать тон всему современному искусству. Зальцбургскому фестивалю уже давно предрекают скорый и бесславный конец, он практически всегда в чем-то да уязвим для критики, но вместо того, чтобы начать потихоньку сдаваться, он уже анонсирует празднества по случаю собственного столетия. Президент фестиваля Хельга Рабль-Штадлер, во всяком случае, намекнула, что в смысле сравнения масштабов нынешняя выставка лишь увертюра, а вот в 2020-м будет эдакий пятиактный opus magnum.