В Москве на открытии фестиваля-школы современного искусства "Территория", программа которого посвящена Берлину, 12 и 13 сентября будет показан спектакль "Гамлет" знаменитого театра "Шаубюне ам Ленинер Плац" в постановке не менее знаменитого режиссера Томаса Остермайера.
БУКВНесколько лет назад я смотрел "Гамлета" Остермайера в Авиньоне, на премьере, в Почетном дворе Папского дворца. И после спектакля не удержался, пошел за кулисы спросить у режиссера, кто рассказал ему, выросшему даже не в Восточной, а в Западной Германии, про похороны Брежнева. В ответ он недоуменно уставился на меня: при чем тут Брежнев? Я рассказал ему знаменитую историю из своего детства — про то, как во время похорон генсека могильщики долго не могли приладиться к вырытой у Кремлевской стены могиле, и в результате гроб с телом "дорогого Леонида Ильича" вырвался у них из рук и упал вниз со страшным грохотом. Вся страна слышала его в прямом телеэфире, не зная, что сама вскоре отправится в тартарары.
В начале "Гамлета" у Остермайера есть присочиненная к Шекспиру сцена похорон короля. У открытой могилы стоят сын, вдова и брат покойного, придворные. Ночь, на кладбище хлещет ливень — это один из могильщиков поливает героев из шланга, в то время как второй никак не может опустить королевский гроб в разрытую яму. Он нервничает, сам несколько раз падает в могилу и доходит буквально до исступления, прежде чем ему удается шумно запихнуть гроб вниз и засыпать его землей. Земля рыхлая, скользкая, герои то и дело поскальзываются, даже падают.
Мне после этого пролога показалось, что "Гамлет" рассказывает о конце одной исторической эпохи и о приходе другой. Потом уже мы говорили с режиссером о том, что важные смыслы — но только если спектакль действительно серьезен — возникают в голове у зрителя иногда независимо от того, что имел в виду режиссер. И в сущности, мысль о конце эпохи имеет прямое отношение к шекспировскому спектаклю Томаса Остермайера. Но на сей раз выдающийся немецкий режиссер, кстати, обычно весьма остро говорящий на социальные темы, похоронил не конкретную страну или какой-то политический режим, а вообще весь наш мир.
Начавшись на кладбище, спектакль так и остается на нем до финала: все действие происходит поверх свежей, рыхлой черной земли. Смерть повсюду, все разрушено и обесценено, перевернуто с ног на голову. Остается лишь наслаждаться тотальным распадом. Поэтому все, что делает в этом "Гамлете" заглавный герой (его играет лучший немецкий актер своего поколения Ларс Айдингер), суть сплошное притворство. Это игра без конца и края, рожденная не жаждой мести и даже не страстью к лицедейству, а голым отчаянием, невозможностью быть самим собой. Вернее, незнанием того, каким именно нужно и можно быть человеку. Мир остермайеровского "Гамлета" не просто вывихнут, он безнадежно разбит на осколки и навсегда лишен опор. В нем не только люди раздваиваются — пятеро из шести занятых в спектакле актеров играют по две роли,— в нем сама реальность оказывается неотличима от кошмарных кладбищенских наваждений.
Есть, однако, в "Гамлете" и нечто обнадеживающее, хотя и не относящееся к трактовке Шекспира, а именно само качество театрального произведения. Спектакль Томаса Остермайера будет открывать пятый фестиваль-школу современного искусства "Территория", который был придуман, в сущности, для того, чтобы показать молодым зрителям необходимость постоянного пересмотра любых сколько-нибудь устоявшихся правил "хорошего поведения" в творчестве. Вплоть до того, что и актер в сегодняшнем театре иногда необязателен — можно создавать спектакли с обычными людьми, "играющими" самих себя (как в "Капитале" группы "Римини протокол"), или с детьми иммигрантов из неблагополучных районов (как в "Аде на земле" хореографа Констанцы Макрас). "Гамлет" Остермайера в этом смысле вдохновляюще традиционен — он доказывает, что театр, в котором хорошую пьесу под руководством хорошего режиссера играют хорошие актеры, пока еще рано списывать со счетов.