"Мои фильмы — это сказки для взрослых"

На Венецианском кинофестивале, который начинается 1 сентября, Россию в основном конкурсе будет представлять фильм Алексея Федорченко "Овсянки"

— Ваш новый фильм очень красивый, словно его снял не российский режиссер. Но самое любопытное в нем — это история. Директор целлюлозного комбината везет тело своей жены, чтобы похоронить ее там, где они когда-то провели вместе медовый месяц. Это было на самом деле?

— Это чисто игровая картина, которая рассказывает о взаимоотношениях двух мужчин и одной женщины, которые считают себя представителями народа меря. Хотя меря здесь — это, скорее, синоним заветного в каждом из нас, это мы — внутренние, самые глубокие и искренние. Такой финно-угорский народ действительно когда-то существовал и населял территорию Поволжья, но полностью ассимилировался еще в XVI веке, сегодня сохранились лишь археологические артефакты, свидетельствующие о том, что он существовал. Мы со сценаристом Денисом Осокиным постарались реконструировать некоторые обряды и верования этого народа, но фактически создали мир, которого нет и не было. В воссозданной нами жизни люди-меря намного больше, чем мы с вами, дорожат своими близкими, потому что не верят в жизнь после смерти и прощаются навсегда. От этого им горше, но от этого в их жизни больше любви. А "красоту" фильма сделали замечательный оператор Михаил Кричман, художники Андрей Панкратов и Алексей Потапов. Ну и, конечно, природа Северного Поволжья, Коми и Урала.

— Кто финансировал "Овсянок"?

— Государство не вложило в этот фильм ни копейки. Он был сделан только благодаря усилиям генерального продюсера "Овсянок" Игоря Мишина, который влюбился в эту историю, поверил мне как режиссеру и профинансировал все производство картины.

— А что вы вообще думаете о госфинансировании кино? Помогает такое вот избирательное финансирование развитию отечественного кино или нет?

— Вопрос о госфинансировании простой: если госфинансирование у тебя есть, то это хорошо и помогает отечественному кинематографу. А если нет — то плохо и не помогает!

— Некоторые режиссеры годами ждут приглашений на проекты, которые были бы им близки, но вы выбрали другой путь: создали свою кинокомпанию и занимаетесь теми проектами, которые нравятся.

— Да. После успеха фильма "Первые на Луне" мы с Дмитрием Воробьевым, продюсером всех моих фильмов, создали маленькую кинокомпанию "29 февраля". Здесь мы вместе сняли "Железную дорогу", потом сериал "Похищение воробья" — наивный детектив об агентстве по розыску пропавших животных, несколько документальных фильмов, несколько анимационных. И вот "Овсянки"... Но времена для кино сейчас действительно очень тяжелые.

— Знаю, что в "Похищении воробья" снималась ваша дочка Варя. Готовите дочь в актрисы?

— Варваре сейчас восемь, и она хочет быть изобретателем. Читает одну-две толстые книги в день. Отличница. Она снялась в эпизоде в сериале "Похищение воробья", но сниматься совершенно не хотела. Я ей говорю: "Ну, еще один-два дубля!" Она: "Хорошо, я выбираю — один!" А по ковровой дорожке и на сцену ей выходить, конечно, нравится.

— Поскольку у вас уже есть награда Венецианского фестиваля за фильм "Первые на Луне", в Венеции вы уже свой, и я слышала, что вас теперь приглашают туда вместе с дочкой?

— Да, мы уже ездили вместе с ней в Венецию. А вчера ей пришло личное приглашение на Венецианский фестиваль, подписанное самим Марко Мюллером!

— Некоторые режиссеры снимают в фильмах своих жен...

— Моя жена не актриса, она главный экономист банка.

— Когда не снимаете кино, то чем занимаетесь?

— Читаю. Покупаю очень много книг через интернет. Не читать хорошие книги я не могу. А еще я вдруг сам стал пописывать. Ма-а-аленькие рассказики — от двух строчек до трех страниц. Называться книжка будет "Населенные пункты". Может быть, когда-нибудь издам ее. Пока — стесняюсь.

— Как вы шли к режиссуре? Ведь начинали-то не с кино.

— Я окончил Уральский политехнический институт, получил специальность инженера-экономиста. По распределению попал в "почтовый ящик". И эта работа, и это место — все это было глубоко не мое. Уволиться было нельзя, надо отрабатывать три года, и я предложил своему начальнику компьютеризировать работу отдела — в обмен на свободу. Компьютеры тогда только-только появились, а у меня была еще одна специальность — программиста. Начальник согласился.

— И?..

— На заводе я рассчитывал трудоемкость антиСОИ — наш ответ на американскую стратегическую оборонную инициативу. Я компьютеризировал все расчеты и получил долгожданную свободу. А через 20 лет администрация нашего завода представила меня к награде "За заслуги перед космонавтикой". Потом я какое-то время занимался поставками на Север каких-то утюгов, телевизоров и шоколадок... Правда, мне это быстро надоело.

— А как вы попали на Свердловскую киностудию?

— Я работал там экономистом объединения хроникально-документальных фильмов, которое тогда только образовалось.

— Говорят, тогда Свердловская киностудия была криминальным местом...

— Студия в тот момент превратилась в обанкротившееся предприятие, которое захватили несколько бандитских группировок. Бизнес-история там была такая: бывший директор, чтобы выправить пошатнувшееся материальное положение студии, решил заняться операциями с нефтью. Набрал кредитов от самых разных структур, купил состав с нефтью и... не смог его вывезти с территории завода, поскольку как раз в то время ввели какое-то лицензирование на торговлю. А те, кто давал деньги, стали его прессовать со всех сторон. Чтобы вернуть долг, ему приходилось брать кредиты на студию под огромные проценты (вместе со штрафами получалось под 900 процентов в год), поскольку тогда деньги стремительно дешевели. А потом у директора случился инфаркт. В счет погашения долгов на студию вошли группировки. Новый директор позвал меня работать своим заместителем. Развал был полный: производство остановлено, полгода не велся бухучет, люди разбегались. А у меня как раз какой-то созидательный драйв был: "диким" бизнесом заниматься уже не хотелось, а хотелось чего-то нового, хотелось попробовать кино делать, и я согласился на это предложение.

— Вы ведь были экономистом, какое кино?

— Тогда я в творческие вопросы не вмешивался, но внимательно смотрел и слушал.

— А как удалось урегулировать ту ситуацию с засильем криминала на студии?

— Мы с директором стали ездить на "стрелки" с бандитами, договариваться о приемлемых условиях работы. А параллельно шли суды: все эти огромные кредиты, взятые на студию, надо было возвращать банкам. Мы искали разные пути разрешения этой ситуации: заложили часть имущества, несколько раз обращались к Ельцину, и он выделял нам деньги из своего фонда... В общем, крутились-крутились и выкрутились.

— И тогда-то вы решили заняться кино...

— Если бы так! Только киностудия вздохнула более или менее спокойно, как начались проверки: ОБЭП, контрольно-ревизионное управление и т.д. Видимо, был заказ: студия-то находится в центре города — лакомый кусочек, а мы никому продаваться не хотели.

Год я провел, ходя на допросы и очные ставки. И после всего этого во мне произошла какая-то внутренняя перенастройка — я буквально разучился считать, боялся подписывать документы. На самом деле страшно, когда к любой ерунде могут придраться и за любую ерунду тебя могут посадить. Да и к тому времени мне уже очень хотелось делать кино. И я поступил во ВГИК.

— Вы ведь пришли в художественное кино из документалистики, и один из ваших первых фильмов, "Давид", получил много призов: Гран-при Международного кинофестиваля в Стокгольме, Гран-при на фестивале в Люблине, серебряный "Феникс" в Варшаве. Напомните, о чем была эта история?

— "Давид" — это история еврейского мальчика из Минска, Давида Левина, который прошел через пресс государственных машин фашистской Германии, Советского Союза, Англии, Франции, даже Израиля и не сломался, а сохранил свое человеколюбие, доброту к миру.

— Следующие ваши документальные фильмы можно назвать продолжением темы?

— Да, изначально я задумал трилогию о 30-40-х годах, и следующий фильм, который я снял, "Дети Белой могилы", был о том, как целые народы перемалывались в мясорубке государства; о депортации народов в Северный Казахстан — чеченцев, немцев, корейцев, украинцев, поляков. О том, как эти люди, перемолотые государственной машиной, нашли новую родину в степях Северного Казахстана и остались там жить. Третий фильм называется "Банный день". Он о том, как та же государственная машина перемалывает свои собственные детали — своих героев. Это история про старика со старухой, которые прожили вместе 73 года, старик верно служил родине, убивал ее врагов, его жена рожала ему детей, но все они умирали. И не осталось у них ничего, кроме старой баньки, куда приходят попариться люди из их бедной деревеньки.

— Собственно, и ваш художественный фильм "Первые на Луне" тоже про 30-е годы... Кстати, откуда такой сюжет — псевдодокументальная мистификация о том, как мы готовим полет на Луну?

— Я снял картину "Банный день", сел за монтаж и вдруг нашел в интернете историю Рамиля Ямалеева и Александра Гоноровского "Первые на Луне". Я почувствовал, что это именно то, что я хотел снять. Про отношения государства и Героев.

— Вообще-то фильм получился не обличающим, а патриотическим: про то, что мы таки были первыми еще в начале прошлого века.

— Мы снимали картину с любовью к тому времени, с любовью к тем людям. Я снимал этот фильм не про полет на Луну. Вместо полета на Луну могло быть что угодно: рытье сверхглубоких шахт, поворот рек, строительство Днепрогэса... Я снимал фильм про поколение титанов, историческую драму.

— Как бы вы коротко определили все свои фильмы?

— Сказки для взрослых.

— Свои последние фильмы, в том числе и "Овсянок", вы делали со сценаристом Денисом Осокиным. Как возник этот союз?

— Еще в 2003 году я однажды прочитал в журнале "Знамя" его повесть "Ангелы и революция". Я понял, что нашел писателя с близким мне взглядом на мир. Мне захотелось познакомиться с ним. И в какой-то момент я просто сел на поезд и поехал в Казань, где он живет. Денис делает этнографические фильмы на Казанском телевидении, он филолог, знаток фольклора коми и соседних народов Поволжья. Он увлек меня этнографической темой, и большинство наших проектов связано с ней. Мы сразу же подружились и с тех пор работаем вместе. Вместе мы сняли уже три фильма: два документальных и "Овсянок". Готовы еще четыре полнометражных сценария.

— Россия, которую вы создаете в фильмах, выглядит фантастической страной с необычными людьми, с особенным бытом. А для вас родина — она какая? Какие ассоциации возникают?

— Ассоциации? На набережной Балаклавы стоит старый кинотеатр "Родина" с заколоченными окнами и с видом на прекрасную Балаклавскую бухту и море. Так, наверное. А если о моей родине судить по моим фильмам, моя родина не имеет особых границ... Я снимал и о несчастном еврейском мальчике, и о советских космолетчиках 30-х, и о марийских жрецах, и о казахских немцах, поляках, татарах, чеченцах, корейцах... И о народе меря — племени, которого нет. Готов сценарий о ненцах. Сейчас мы с Денисом Осокиным пишем сценарий на немецком и испанском языках, действие в котором происходит в Колумбии и Антарктиде... Если бы у меня была возможность, имел бы паспорт, где в графе "Гражданство" значилось бы "Планета Земля", а еще лучше — "Галактика Млечный путь". Меня бы это вполне устроило.

Беседовала Наталья Бондаренко