Выставка тема
В корпусе Бенуа Государственного Русского музея открылась выставка "Небо в искусстве". Простота замысла и затейливость исполнения уже за несколько первых дней привлекли немало зрителей. Очередной музейный аттракцион высокого туристического сезона в Питере попыталась осилить КИРА ДОЛИНИНА.
110 произведений про небо подразделяются на иконы с "небом" в сюжете ("Преображение" или "Огненное восхождение Ильи на небо"), фигуративные облака (Кандинский), золотой, "иконный" фон (Малевич), отраженное в пруду небо (Борисов-Мусатов), лунную ночь (Куинджи), убиенного небом ("Икар"), сошедшую с небес ("Ника"), ушибленного небом (живопись космонавта Леонова), равных небу (зависшая в небе голова Маркса или Ленин на фоне грозовых всполохов), дикую красоту (Рерих), упорядоченную красоту (Булатов), настоящую красоту (профессиональные астрономические фотографии туманностей) и прочее, прочее, прочее. Некоторые вещи должны вызывать особое почтение близостью то ли к власти, то ли к мечте: крупноформатные свидетельства аэрофотосъемки Сергея Ястржембского или гранитная выкладка со стразиками ("Небо в алмазах" Дмитрия Каминкера). Перевернутая хронология — выставка начинается с работ 2010 года — только усиливает ощущение какой-то нездешней логики.
Представить себе профессионального искусствоведа, работающего в большом и, самое главное, не детском музее, придумывающим выставку с названием "Небо в искусстве" сложно. Но они есть — и именно в Русском музее, похоже, их в избытке. Иначе как объяснить завидное своей регулярностью появление экспозиционных опусов вроде "Красного цвета в искусстве" (на всех произведениях есть что-то красное), "Двоих в искусстве" (любые пары — от Богоматери с младенцем до "Рабочего и колхозницы"), "Больших картин" (про очень большие картины), "Времен года" (дидактическое сочинение про пейзаж в русском искусстве), "Власти воды" (про водное и водянистое), "Дороги в русском искусстве" (комментарии не требуются) и тому подобных. Вещи зачастую на этих выставках одни и те же, каталожные карточки плавно переползают из одного в другой каталог почти без изменений.
Представить себе зрителя, с удовольствием посещающего эти художественные аттракционы, гораздо проще — музей усиленно трудится на "опрощение": этот тип выставок не требует интеллектуального труда, но тешит тщеславие посетителя. Нашел красное пятно на картине — молодец; догадался, что Борис и Глеб (как, впрочем, и Георгий со змеем) это тоже те самые "двое в искусстве",— отлично; загрустил перед осенним пейзажем, обрадовался снегу, санкам и горкам на зимнем, возгордился изобильностью русского лета — кураторский труд не пропал даром.
Если прибавить к этому радость узнавания хрестоматийных полотен или имен на этикетке, то образ музея как учебника для младшей и средней школы представляется почти законченным. Зрители музею благодарны — книга отзывов полна слов, написанных аккуратным детским почерком. Недовольны только проклятые критики да странные, но, к радости всех, редкие интеллектуалы — им почему-то подавай оригинальные концепции и большую науку (которые справедливости ради в Русском музее тоже имеются). Проблема эта легко решаема — можно критиков этих вовсе не пускать, а можно указывать на афише рекомендуемый возраст потенциального зрителя. "Для детей до 16 лет" — педагогическая ценность очевидна.