Премьера литература
В свет выходит "Письмовник" — новая книга лауреата "Нацбеста" и русского "Букера" Михаила Шишкина.
"Письмовник" — четвертый роман Михаила Шишкина, выходит после пятилетнего перерыва. Для Шишкина, впрочем, привычны эти большие паузы. Семь лет между первым романом "Всех ожидает одна ночь" (1993) и "Взятием Измаила" (2000). Пять лет до "Венериного волоса" (2005). Но прошедшая пятилетка вовсе не проходила под знаком ожидания новой книги Михаила Шишкина. Появились новые имена, большие исторические романы, во многом тем же "Взятием Измаила" и взрощенные. Ждать от Шишкина просто нового романа уже мало. Ждали романа другого.
Во "Взятии Измаила" и "Венерином волосе" была решена главная проблема литературы 90-х — проблема связи времен. В книгах Шишкина есть ретроспектива, век нанизывается на ниточку, где времена, словно бусинки, собираются иногда даже в рамках одного предложения. В "Венерином волосе" оживают 90-е, становясь человеческой многоголосицей, хором историй, рассказанных толмачу в швейцарском управлении по делам эмигрантов. И это время тоже связано с прошлым, с воспоминаниями певицы Изабеллы Юрьевой. В какой-то мере от Изабеллы Юрьевой проложен мостик к сегодняшней популярности "Подстрочника" Лилианны Лунгиной, потому что все это о противостоянии времени и выживании во времени. Человек умирает в событиях собственной жизни — и в собственной истории оживает к грядущему воскресению.
"Письмовник" — роман в письмах. Пишут он и она: он уходит на войну, она ждет. Они начинают с воспоминаний, пишут о детстве, о "нашем лете", о том, как "все рифмуется", выстраивают линию общей памяти. Но чем дальше, тем больше разрыв между ними. Его война — это война с Китаем 1900 года. Ее время похоже на 60-е, постоянно упоминаются трамваи, описывается подростковая влюбленность в друга семьи, кинорежиссера. Он погибает в первый день сражений, но продолжает писать. Она выходит замуж, теряет ребенка и проживает какую-то серую, непривлекательную жизнь. Они обмениваются письмами, но как будто уже не слышат друг друга. Чем дальше, тем более призрачным становится "наше лето", любовная история кажется придуманной, как будто ее никогда и не было. Но письма все равно пронизывает тяга к грядущему воссоединению. Наверное, все великие книги на самом деле не о любви, а о вечности — в какой-то момент понимает она. Только вечность эта ненастоящая — "как цокотуха в янтаре. Присела на минутку задние лапки почесать, а вышло, что навсегда".
В литературных достоинствах "Письмовника" нет повода и сомневаться, стиль Михаила Шишкина стал еще отточенней, проще, предложения короче, совершенней описания. Но по интонации это уже совсем другая книга. В "Венерином волосе" из всех жизненных историй высвечивалось самое яркое, счастливое; пронзительные моменты и любовных воссоединений, и расставаний. Из этих моментов будто и складывался смысл человеческой жизни. В "Письмовнике" счастливое исчезает, вымывается. Остается какая-то сплошная серость, старение, умирание, морщины, черные круги под глазами, "за кофе принялась подпиливать ногти, а нужно было подпиливать жизнь". В самом начале он вспоминает своего учителя биологии, который, стоя у доски, кричал на своих учеников "Где теневой безвременник? Где рыхлая осока? Где кальдезия? А летний белоцветник? А василек Дубянского? Что молчите?". Все романы Шишкина притворяются, что о любви, а на самом деле о смерти. Но раньше смерть оправдывалась прошедшей жизнью. А теперь нет: все, что должно оправдывать непроглядность жизни, переносится по ту ее сторону, туда, где все-таки случится то "наше лето" воссоединения, которого, может, и не было при жизни.