Фестиваль театр
На фестивале в Зальцбурге показали спектакль "Страх" в постановке знаменитого Йосси Вилера. За трансформациями новеллы Стефана Цвейга наблюдал специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
В России швейцарский режиссер Йосси Вилер известен прежде всего фанатам оперы. Его совместные с Серджо Морабито постановки признаны хрестоматийными (в их активе — "Норма" в московской "Новой опере"), многое ждут от интендантства Вилера в штутгартской опере, начинающегося в 2011 году. Но начинал Вилер как драматический режиссер и работать в этом качестве продолжает. Так, в прошлом году в Зальцбурге показали его версию беккетовской "Последней ленты Крэппа", которую дополнили пьесой Петера Хандке, написанной от лица упоминаемой у Беккета героини. "Страх" — тоже история с продолжением, хоть и другого рода. Опубликованную почти век назад новеллу Цвейга в 1954 году экранизировал Росселлини. Фильм с Ингрид Бергман в главной роли показали в Зальцбурге в дни фестиваля. Эффект ожидаемый: кино и театр в очередной раз вступили в конфликт.
Декорации "Страха" словно продолжают декорации "Последней ленты", не зря и художник у спектаклей общий — постоянный соавтор Вилера Аня Рабес. Белая стена, из-под которой в прологе выглядывают две пары голых ног — мужчины и женщины. "Страх" начинается встречей Ирены (бенефис голландской актрисы Эльзы де Броув) и ее любовника пианиста (Штефан Хунштайн). Вскоре Ирену начинает шантажировать бывшая подружка ее возлюбленного. В страхе перед мужем по имени Фриц (люксембуржец Андре Юрген в образе успешного адвоката) Ирена платит, но аппетиты безымянной шантажистки растут (Катя Бюркле играет еще и служанку в доме Ирены, что только усиливает ощущение абсурдности).
Йосси Вилер радикально расходится с трактовкой Росселлини. Если героиня Бергман умна, но слаба, уже познала прелести бытового феминизма, но еще не в силах преодолеть буржуазные условности и признаться в измене мужу, то героиня Эльзы де Броув банально впадает в безумие. Ежедневное ожидание шантажа держит ее в постоянном напряжении, по ночам мучают кошмары, где главным мучителем становится муж, а спокойствие покупается на слишком короткий срок.
Росселлини вторгся в сюжет, сделав его детективным, ввел новых персонажей, превратил мужа из адвоката в химика, работающего с ядами. Вилер же, перенеся действие в наши дни, в целом оставил все как у Цвейга, даже мелодраматичную сцену покупки яда в аптеке. В спектакле попытка самоубийства героини не столь эффектна, как в фильме, да и Бергман, сама добивающаяся истины (шантаж организовал муж, с самого начала знавший об измене Ирены, так он хотел вернуть ее в семью), внушает уважение. У Вилера же героиня несамостоятельна, на самом деле ей чуждо все — и пианист, с которым она встречается от скуки, и Фриц, выступающий в роли изувера. Но Вилер, показывая женщину на грани нервного срыва, тоже оказывается мастером саспенса. Спектакль страшит не часто звучащим словом "страх", но кафкианским характером реальности, которая окружает героиню.
Режиссер выглядит порой садистом ничуть не хуже мужа. Его стремление понять и показать, как страх съедает душу, вызывает даже у зрителя чувство почти физического неудобства. Такова изнанка буржуазного счастья: благопристойность в обмен на Фрейда, изящество фасада, трагедии внутри. Все хотят счастья, желательно много и бесплатно. Но так не бывает, говорит Вилер, у каждого своя цена и свои скелеты в шкафу. И иногда у этих скелетов довольно конкретные голые ноги.