Награждая академика Лихачева, Ельцин принимает в нем "патриарха отечественной культуры" и "подлинного русского интеллигента". Звания почетные и абсолютно безличностные. Но стране и президенту он нужен именно такой — старец, олицетворяющий не прерывающуюся ни на миг русскую культуру.
Голова не дает покоя ногам
Мужественно игнорируя финансово-политический кризис, Британский совет в содружестве с Театром наций претворяет в жизнь программу "Встречное движение": в Москве выступают английские и российские группы современного танца.
Открывший движение спектакль "Тысячелетие" в исполнении британской "Rendom dance company", по замыслу организаторов, должен был проторить дорогу в ХХI век. Во всяком случае, пресс-релиз обещал "футуристическую картину, в которой очертания мира, моделируемого компьютером, сливаются с возникающими через лабораторный опыт бионными мутантами". Доверчивые организаторы (как выяснилось впоследствии, ни британцы, ни русские не видели спектакля даже на видео) купились на эту эзотерику, приправленную международным хором восторженных рецензий.
Главным признаком самобытности труппы оказалась наголо бритая голова ее руководителя, молодого танцовщика-хореографа Уэйна Мак-Грегора. Тело же балетмейстера выразительностью не отличалось: его "лабораторный опыт" по скрещиванию адаптированного брейка, элементов древнего модерна "а ля Грэм", оригинальных движений руки, имитирующих выкручивание электрической лампочки, и общеупотребительных классических батманов напоминал детские компьютерные игры с героем-мутантом, попавшим в незнакомое пространство. Найденный при помощи "новейших технологий" пластический гибрид Мак-Грегор распределил между семью танцовщиками, отнюдь не озаботившись проблемами композиции и режиссуры.
Хореографические открытия сопровождались видеопроекциями на трех экранах. Изображение, судя по всему, имитировало ручную настройку цветного телевизора в местах, недосягаемых для телесигнала. Авангардный звукоряд, созданный музыкальной группой "Зовьет Франс", в свою очередь, копировал радионастройку. 100 минут усыпляющих компьютерных игр позволили с горечью констатировать, что к вхождению в третье тысячелетие отечественные потребители прекрасного пока не готовы.
Вечная ценность Фаберже
В одном из покоев императорской семьи — Синей спальне Зимнего дворца — открылась обновленная экспозиция "Великий Фаберже в Эрмитаже". Она организована самим музеем и Фондом искусства Фаберже (Вашингтон) при участии музея Горного института, музеев-заповедников "Петергоф", "Павловск", "Царское село", Елагиноостровского дворца-музея, господина Джона А. Трайны-младшего (Сан-Франциско), собраний Wartski (Лондон) и A la Vielle Russie (Нью-Йорк).
На первый взгляд статус нынешней выставки странен. Предыдущая экспозиция в том же месте, под тем же названием и почти с теми же участниками значилась как временная, но длилась больше года. Перерыв составил меньше двух недель, и вот, опять на год, в афише Эрмитажа появилась выставка Фаберже. Но удивляться тут нечему. История с закрывающимися и вновь открывающимися выставками обнаруживает тайное желание музея иметь свою постоянную экспозицию Фаберже, которое легче осуществить при помощи сторонних коллекций и, что немаловажно, спонсоров. Таким образом решается основная проблема Эрмитажа — не слишком выигрышный набор вещей в собственных фондах. Да и коллегам приятно, когда вещи из их собраний годами украшают витрины главного музея страны. Зацикленность Эрмитажа на Фаберже тоже объяснима: это имя пусть не совсем заслуженно, но волей истории стало символом эпохи в ювелирном искусстве и товарным знаком придворного искусства. Главный сюжет Эрмитажа — "так жили цари" — без Фаберже немыслим. Плохо, конечно, что нет знаменитых пасхальных яиц, что императорские регалии давно хранятся в Москве, что большинство из имеющихся нынче в Эрмитаже вещей с клеймом Фаберже относятся скорее к ширпотребу, чем к эксклюзивным заказам придворной знати. Но что тут поделаешь? Фаберже в Эрмитаже должен быть — эта аксиома давно уже не оспаривается.
Там каждый камень Рембрандта знает
В Амстердамском городском архиве открылась выставка "Пейзажи Рембрандта", на которой представлены 38 рисунков и 13 офортов голландского мастера, 50 работ его современников и географические карты XVII века.
Городской архив Амстердама — не типичное архивное учреждение. Прежде всего, он знаменит своей богатой художественной коллекцией, позволяющей ему время от времени устраивать собственные выставки и с достоинством принимать у себя чужие произведения (на нынешней выставке представлены работы со всей Европы и из США). Выставка "Пейзажи Рембрандта" для Амстердама — одна из многих, чередой друг за другом следующих экспозиций работ самого великого из великих голландцев, а для архива — прекрасная возможность продемонстрировать результаты совместного труда историков и искусствоведов. На выставке собраны многочисленные пейзажи Рембрандта, в основном виды Амстердама и его окрестностей. Акцент сделан на бытовых, бессюжетных набросках. Главная цель — воссоздать образ голландской столицы, увиденной глазами великого художника. Готовясь к выставке, ее кураторы проделали почти детективную работу, сравнивая пейзажи других мастеров с набросками Рембрандта. В итоге им удалось доказать, что мэтр комбинировал элементы пейзажа по собственному усмотрению, и большинство его видов имеют мало общего с действительностью. Тем не менее именно на игру воображаемого с реальностью рассчитан главный аттракцион выставки — пятичасовая пешеходная экскурсия по Амстердаму с рисунков Рембрандта. Начинаясь у дверей Рембрандтхауса — места, с которого сделаны многие наброски художника, она ведет по улицам и площадям, полностью или частично сохранившимся в близком к переданному художником виде. Для простого туриста это удовольствие сомнительное, так как на непосвященный взгляд весь старый Амстердам принадлежит XVII веку, но для знатока искусства или просто настоящего голландца — акт обязательный. Ведь Рембрандт в Нидерландах — куда больше, чем просто Рембрандт.
Первый кавалер
Дмитрий Лихачев стал первым награжденным высшей наградой Российской Федерации — восстановленным орденом Святого апостола Андрея Первозванного.
Академик Лихачев попал в неплохую компанию. Для нас он навсегда останется первым кавалером главного ордена страны, а для истории он теперь в одном ряду с Петром I, Суворовым, Потемкиным, Кутузовым, Багратионом, Горчаковым. Выбор кандидатуры на роль первого кавалера можно было предсказать. Последние два года академик активно влиял на некоторые решения президента: то денег для Пушкинского дома выбьет, то канал "Культура" заведет, то заставит назвать Петербург культурной столицей. Апофеозом этих отношений стал приезд президента на церемонию захоронения царских останков — голосом президентской совести оказался опять-таки Лихачев. Эту роль академик играет серьезно, а лукавый президент ему охотно подыгрывает. Вряд ли осознавая вес научных заслуг своего советника, Ельцин принимает в нем "патриарха отечественной культуры" и "подлинного русского интеллигента". Звания почетные, но абсолютно безличностные, доставшиеся Лихачеву отчасти и потому, что тысячи не менее достойных, ученых, культурных и интеллигентных людей так и не дожили до его возраста (Лихачеву скоро 92). Но стране и президенту он нужен именно такой — идеальный старец, кроткий увещеватель, олицетворение не прерывающейся ни на миг русской культуры.