50 лет назад была построена Бразилия — столица Бразилии, самая масштабная архитектурная утопия за всю историю человечества.
Создатель Бразилии, Оскар Нимейер, еще жив, ему исполнилось 103 года. В 1988 году он был удостоен премии Притцкера — высшей награды в области архитектуры, архитектурной Нобелевки. В 1986 году ЮНЕСКО признало Бразилию "всеобщим достоянием человечества" — вопреки собственному законодательству, позволяющему признавать объект памятником по прошествии не менее 50 лет с момента его строительства. Для архитектора не отдавать дань Бразилии все равно что не признавать таланта Леонардо да Винчи, если кто решается, это больше говорит о нем, чем о Леонардо. И в общем-то трудно назвать город, который вызывал бы более восторженные отзывы архитекторов и художников, чем Бразилия.
Не менее уничижительна критика. Привожу цитату из статьи Давида А. Ланеграна, профессора Макалестер-колледжа университета Миннесоты. "Бразилия оказалась провалом во многих отношениях. Она не стала тем, что задумывали ее создатели, и не заслужила высокого мнения о себе ни у своих обитателей, ни у остальных бразильцев. Строительство города образовало долг более чем в $2 млрд. Сильная инфляция в 1960-е, вызванная эмиссией бумажных денег, дала военным прекрасную возможность захватить власть и править Бразилией с 1964 по 1985 год. Все это прекрасно выглядело на бумаге и все еще неплохо выглядит на фотографиях, но во плоти — хуже не бывает. Расстояния огромные и пешком неодолимые; солнце печет, и нет деревьев, чтобы укрыться. Чиновников завлекают в Бразилию стопроцентной надбавкой к зарплате и большими квартирами. Бразилия широко известна как "город трех дней", более преуспевающие его служащие проводят только вторник, среду и четверг, работая в Бразилии, а потом спешат в Рио и Сан-Паулу для продолжительного уикенда. Бедняки, занятые в строительстве и обслуживании производства, не входили в столичный план и живут в поселках в 30 км от города, называемых "анти-Бразилия"".
Я бы сказал, что Бразилия — камень преткновения в спорах между архитекторами и людьми. Архитекторы в восторге, люди нет. Этот город построен — архитекторы победили людей. Но строили его не для победы, а для счастья побежденных. Тот же Ланегран замечает по этому поводу: "Бразилия — город, представляющий интерес с точки зрения архитектуры и градостроительства для студентов, и это пронзительно свидетельствует о человеческой глупости в масштабе метрополиса". Это глупость на 2 млн жителей, вопрос, как же она могла случиться?
В 1956 году президентом Бразилии был избран Жуселину Кубичек. До того префект и губернатор, строивший с Нимейером курортную зону на озере Пампулья, он тут же обращается к старому другу с предложением возглавить фирму Novacap (от "Nova Capital" — новая столица). Нимейер должен был организовать конкурс на градостроительный план Бразилии и возглавить жюри. На конкурсе он выбрал проект своего учителя, бывшего шефа, партнера и друга Лусиу Косты. Победив, Коста пригласил Нимейера спроектировать все основные здания города.
Нимейер построил в Бразилии Дворец рассвета (Алворада, президентский дворец), Дворец правосудия, Кафедральный собор, здание национального конгресса, Дворец плоскогорья (Дом правительства) и Дворец Верховного суда (вместе эти три здания оформляют главную площадь города, площадь Трех властей), Дворец министерства иностранных дел. В 1960-м в город переехала государственная власть, в 1961-м Жуселину Кубичек умер. В течение следующих 50 лет Нимейер, находясь в эмиграции, а после 1985 года вернувшись в Бразилию, построил в городе Национальную больницу (с находящимся перед ней кладбищем, 1965), Дворец развития (министерство тяжелой промышленности, 1967, проект 1958), Государственный театр Бразилии (1966), дворец Бурити (муниципалитет, 1967), Дворец латиноамериканского индейца (музей, 1978), мемориал Жуселину Кубичека (1981, в плане — серп и молот), Национальную библиотеку и Музей современного искусства имени Онестино Гимараеша (студента, пропавшего в период военной диктатуры, 2006, проект 1958). Нельзя сказать, что Нимейер сделал в Бразилии все — общий план города в форме раскинувшей крылья птицы, с большим искусственным озером, отделяющим город от жаркого пустынного плато, создан Костой. Но, разумеется, он создал главное. Если учесть, что жилье — типовой девятиэтажный дом-коммуна, повторенный множество раз в "крыльях птицы",— тоже построено по проекту Нимейера, то окажется, что это город одного архитектора.
Так сегодня никто не проектирует. Так не проектировали и за 100, 200 и 300 лет до Нимейера. Это совершенно уникальный, беспрецедентный проект. И здания Нимейера поразительно красивы. Бразилия действительно уникальное достояние человечества, она сравнима с храмовыми комплексами Египта и Греции, с руинами римских городов, с великими соборами Европы — это главный архитектурный ансамбль ХХ века.
И все же невозможно отделаться от ощущения, что с ним что-то не так. Даже сравнительно легко сказать что. Во всем этом грандиозном плане как-то не хватает ресторанов, магазинов, рынка, торговой площади, частных вилл, маленьких домов и маленьких переулков — просто человеческого пространства, где люди могли бы жить своей жизнью. Все эти дворцы развития, правосудия, индейца — это все символические здания, в которых люди не живут. Такое ощущение, что это город символов. Единственное место, где бразилогородцы проводят свободное время,— озеро, там ловят рыбу, и это любимое занятие бразильских чиновников.
Здания Нимейера восхитительны, но есть вопрос к программе всего этого города. Ведь программу придумал не он, это было государственное дело.
Когда Жуселину Кубичек строил новую столицу, он исполнял конституцию страны. Еще в 1823 году, когда Бразилия освободилась от колониальной зависимости от Португалии, возникла идея переноса столицы из Рио-де-Жанейро на новое место, в центр страны. В 1891 году была принята конституция Бразилии, в которую была включена несколько фантастическая статья. Столицей государства провозглашалось несуществующее место — это должен был быть город, находящийся в федеральном округе Бразилия (тоже в то время не существовавшем) на территории штата Гойас. Законодатели отчасти руководствовались прагматическими соображениями — по их мнению, Рио-де-Жанейро на берегу океана был плохо защищен от иностранного вторжения (хотя в 1950-е годы это была скорее умозрительная угроза), а отчасти — "платоническими". Платон в трактате "Государство" указывал, что город должен быть расположен не у моря, где жители постоянно будут подвергаться неприятному чужеземному влиянию, а в глубине страны.
Кубичек буквально исполнил требование конституции. Но, разумеется, для того чтобы вот так через 65 лет после принятия конституции взять и исполнить статью, на которую все как-то не обращали внимания, требовалась изрядная доля идеализма. Здания, построенные Нимейером, с государственной точки зрения представляли собой главы конституции, исполненные в бетоне,— тут тебе и принцип разделения властей (отдельно законодательная, исполнительная и судебная), и особое место президента как гаранта конституции, и основные цели государства — развитие, здравоохранение, образование, медицина, культура, и четкая иерархическая планировка города, приводящая все это в систему. К несчастью, в европейских конституциях отсутствуют статьи о ресторанах, кафе, скверах, рынках, парикмахерских, частных домах и т. д. Ну этого ничего и не строили.
Кубичек построил город бразильской конституции. Это была типичная европейская конституция, выстроенная на просвещенческой теории общественного договора, принципах разделения властей, их выборности и зависимости от народа. Реальность Бразилии была более или менее далека от этих принципов. Кубичек решил воплотить конституцию в реальность несколько необычным способом — он ее просто построил в виде зданий.
Здесь необходимо хотя бы кратко затронуть экономическую сторону дела. Столица, построенная одним архитектором за четыре года, это следствие каких-то невероятных событий в бюджете страны. Бразилия (как и Аргентина) переживала буйное экономическое развитие во время Второй мировой войны, и после нее экономика расцвела за счет экспорта мяса и зерна в воюющую, а потом разоренную Европу, страна получала множество денег, с которыми было не очень понятно, что делать. Впоследствии (после 1959 года) экономисты назовут это явление голландской болезнью, экономика Аргентины на этом надорвалась, сегодня мы переживаем нечто похожее и в России. Кто-то создает стабилизационный фонд, кто-то пытается модернизировать страну, Кубичек нашел иной вариант. Когда-то Перикл, управлявший Афинами, придумал способ освоить деньги, которые город получал от Афинского морского союза и которые, по его мнению, угрожали стабильности государства. Он построил афинский Акрополь. Кубичек сделал ровно то же самое — он бросил все лишние деньги в строительство новой столицы.
Но Перикл посвящал храмы Афине и Посейдону как божественным покровителям Афин. Кубичек — президент ХХ века. Он посвящал свои храмы принципу разделения властей, принципу понимания государства как инструмента прогрессивного развития, медицине, образованию, толерантному отношению к аборигенам и т. д. И добился поразительного эффекта. Теоретическая система новоевропейского государства предстала как утопия, не имеющая отношения к жизни.
Гений Нимейера в том, что он придал этой довольно абстрактной схеме полноценные жизненные формы. Его архитектура одновременно и остросовременна, и классична — каждый из его дворцов окружен пилонами как греческий периптер. Андре Мальро, его друг, сравнивал эти здания с Парфеноном, мне они больше напоминают храмовые комплексы Луксора и Карнака. В здании Государственного театра Нимейер явно использовал образы пирамид ацтеков — так или иначе, эта архитектура кажется вневременной, не когда-то построенной, а присутствовавшей всегда. Нимейер работает с простыми сущностями — массой стены, светом и тенью, легкостью и тяжестью, землей и водой (большинство его дворцов окружено водоемами) — и гармонизирует их в достойную соразмерность форм, так что кажется, будто первичные материи, в сущности, благородны и разумны. Так мыслили и греки, строившие Парфенон, только их храмы выражали идею благотворного влияния богов на силы хаоса. Здания Нимейера демонстрируют, каким истинным достоинством и благородством обладает мир, преображенный явлением конституции.
Это был последний идеальный город, построенный на просвещенческих принципах. После него градостроители как-то сообразили, что идея разделения властей имеет слабое касательство к девелопменту, и дом такого разделения лучше не строить. Новые города, возникшие в последние 50 лет, это больше не столицы, это бизнес-парки или курорты, и там проектирование сразу ведется начиная с торговой площади через рекреационную зону, заполненную барами, ресторанами и бутиками, к частному жилью, ни в коем случае не дому-коммуне, а тщательно разработанному диверсифицированному продукту от таунхаусов для молодых семей к роскошным виллам для удалившихся от дел председателей правлений. И там очень хорошо, в курортных зонах, хорошо и в Америке, и на Гоа, и в Египте. Единственная, может, неприятность — в отсутствии каких-то ориентиров, которые бы нам рассказывали, зачем мы тут так хорошо живем и нет ли у нас какого-нибудь идеала. Ну хоть бы храм построили, что ли. Или вот Дворец справедливости — просто для напоминания, что вокруг все справедливо и в целом нормально.
Архитекторы все это ненавидят. В каждый поселок они пытаются врисовать хоть одно общественное здание, которое задавало бы городу метафизическое измерение, рассказывало жителям, зачем они тут живут, и в каждом поселке девелоперы с удивлением зачеркивают эту чушь, потому что зачем же строить Дворец правосудия? Кто это купит? Архитекторам остается только бесконечно завидовать Нимейеру, который мог построить целый город из домов для метафизических принципов и не заморачиваться вопросом, где будет шопинг, а где рекреация с бутиками.
И завидовать будут долго. Бразилия останется в веках как Парфенон, как символ недосягаемого величия. Как память о фантастических людях, которые могли построить целый город для утверждения абстрактных принципов.