Реставраторы и искусствоведы спорят о судьбе, возможно, самой известной картины в мире — "Джоконды" Леонардо. Компьютерная реконструкция выявила подлинные цвета полотна, и теперь специалисты должны решить, возможно ли их восстановить и стоит ли это делать
За утопией — в Байройт
Неделю назад закончился очередной вагнеровский фестиваль в Байройте. Чем он отличался от предыдущих восьмидесяти шести? Отчасти — репертуаром. "Кольцо нибелунгов" и "Персифаля" дают почти всегда; дополнения варьируются. Разумеется, больше отличий в команде дирижеров, но и прежняя четверка Баренбойм--Ливайн--Шнайдер--Синополи фигурирует на фестивале уже десятилетие. Ясно, что сюда едут не за новациями. В течение 120 лет слушать одни и те же десять опер и только их, как делают в Байройте,— это похоже на культ или массовое помешательство. Что же влечет сюда вагнерианцев, а также антивагнерианцев и просто меломанов? Очевидно, именно стабильность, а также genius loci и очарование несбывшейся утопии. Дух Вагнера не бродит бесприютно по свету, подобно Летучему голландцу. Он живет в театре, каким не может похвалиться ни один почивший классик. В Италии нет театра, занятого исключительно Верди, в Австрии — Моцартом, хотя это тоже были классики. В Байройте звучит только музыка Вагнера, и управляют фестивалем до сих пор его потомки. Однако Вагнер метил выше, уподобляя свое последнее творение мистерии и считая искусство средством очищения растленного общества. От утопии остался театр (Festspielhaus с уникальной архитектурой и акустикой), торжественные фанфары вместо театрального звонка и оперы, которые следует называть музыкальными драмами. Тщательно законсервированные новации ниспровергателя оперной рутины пережили ХХ век, обеспечив самый стабильный оперный механизм в мире. Эта стабильность, которую теперь все чаще называют консервативностью, отягощенная к тому же воспоминаниями о "Ночи над Байройтом" (так называют теперь процветание фестиваля в Третьем рейхе), ныне ставится вагнеровской династии в вину и грозит ей ниспровержением. Однако один из поучительных выводов, который предлагает сегодняшний Байройт истории оперного дела, можно сформулировать так: хотите получить отличный оперный театр — замахнитесь на переустройство мира.
"Джоконда" доведет до самоубийства
Во Франции разгорается спор вокруг самой известной картины Лувра --"Джоконды" Леонардо. Journal des Arts опубликовал две репродукции: одну в привычных, темных тонах, другую — "очищенную" компьютерными средствами, на котором Мона Лиза предстает румяной матроной в желтом платье на фоне ярко-голубого неба. Чистить или не чистить шедевр Леонардо — вот что обсуждают сейчас специалисты.
Разглядеть "Джоконду" действительно трудно. Но не столько по причине темного колорита, а из-за толп туристов и сильно бликующего пуленепробиваемого стекла. К 2001 году картина будет экспонироваться в отдельном зале со специальным освещением и небликующим стеклом. О чистке в музее и слышать не хотят. По мнению куратора живописи Лувра Жана-Пьера Кузана, несмотря на желтоватый, по вине лака, колорит, живопись находится в хорошем состоянии, постоянно обследуется и ни в какой чистке не нуждается. Иностранные эксперты с ним не согласны. Туринские компьютерщики провели виртуальную реконструкцию, британские исследователи не понимают, почему с "Джокондой" нужно носиться как со "священной иконой", а голландцы мягко советуют боязливым французам все-таки убрать потускневший лак. Спор на самом деле возвращается к главному вопросу современной реставрации: можно ли допустить проведение над шедевром необратимых операций? Хорошо, конечно, когда Рафаэль в лондонской Национальной галерее сияет как надраенный медный таз, но что было стерто вместе со слоями старого лака? Японцы удивили мир расчисткой от копоти и поздних записей радужных фресок Сикстинской капеллы. Но так происходит далеко не всегда. Смогут или нет вернуть Моне Лизе свежесть щек — спорный вопрос (колорит Леонардо тоже не отличался яркостью), а вот потерять привычный ее облик можно будет раз и навсегда.
Общественное обсуждение судьбы мировых шедевров — дело для Запада привычное. Это напоминание о том, что музеи существуют для публики, а не для самих себя. Но последнее слово остается за хранителями и специалистами, которые пока просто боятся. И их можно понять. "Если вы хотите довести реставратора до самоубийства, заставьте его работать над Моной Лизой",— сказал Жан-Габриель Гулина, реставрировавший Мону Лизу более 30 лет назад.
Турандот приехала на историческую родину
В Запретном городе в Пекине с 5 по 13 сентября звучит опера Пуччини "Турандот". Спектакль, который должен потрясти мир, поставил Чжан Имоу; дирижирует Зубин Мета.
Мысль отправить китайскую принцессу в подобающую ей обстановку пришла в голову продюсеру Майклу Эккеру. Затем ему пришлось разгадать гораздо больше загадок, чем принцу Калафу, чтобы добиться разрешения поставить спектакль в пятисотлетнем императорском дворце, ныне Дворце культуры китайских трудящихся. Постановщик, легендарный китайский режиссер и обладатель "Оскара" Чжан Имоу, признался, что ничего не знал об опере в тот момент, когда ему предложили поставить "Турандот". Теперь он поклонник оперного вокала и уверен, что спектакль должен перенести публику в императорский Китай. Зубин Мета привозит из Флоренции, где в прошлом году состоялось пробное исполнение "Турандот", хор и оркестр, но две трети тысячного состава участников — это китайцы (в том числе солдаты, участвующие в массовке).
Грандиозный проект, призванный накануне третьего тысячелетия свести Восток и Запад в Запретном городе, преодолев все расстояния и идеологические барьеры, должен был, по мысли Эккера, привлечь толпы туристов. Однако сейчас продюсер уже не уверен, что постановка стоимостью 15 миллионов долларов принесет доход. Скорее напротив. Но в любом случае эта постановка показательна для конца ХХ века. Напряженный интерес к национальным особенностям и маниакальное стремление к максимальной достоверности оборачивается непредвиденными сложностями для героев европейских шедевров. Не смущаясь ремарками "действие происходит в Пекине в сказочные времена" и ссылками на сказку Гоцци, их буквально депортируют на историческую родину. Между тем беспечные классики просто красиво наряжали своих персонажей, нимало не заботясь о том, что дотошные потомки постараются буквально заполнять пятую графу в их художественных паспортах.
Перпиньян остается центром Вселенной
Неожиданное происшествие пережил на этой неделе спокойный французский город Перпиньян. Ллуис Колет, ярый почитатель таланта Сальвадора Дали, в течение 24 часов 21 минуты, перерываясь лишь на глоток чая или вина, рассказывал горожанам о том, как он любит художника.
В свое время уже немолодой Дали заявил, что железнодорожный вокзал Перпиньяна является центром Вселенной. Какие обстоятельства вынудили художника сделать это вполне рискованное заявление, неизвестно до сих пор, но для его фанатичных поклонников оно, очевидно, стало руководством к действию. К рекорду Колет подготовился основательно: семьсот страниц текста лежали на трибуне перед началом выступления. Кроме того, по словам представителя Книги рекордов Гиннесса, записавшего речь Колета на пленку, Колет "много импровизировал". Говорил Колет по-каталонски, на родном языке Дали. "Я безумно доволен, я счастлив",— заявил Колет журналистам.
Акция на вокзале — первое из задуманных им мероприятий, призванных заставить граждан Перпиньяна раскошелиться на памятник великому художнику. "Долгой жизни тебе, Дали!" — так ровно в 14 часов 21 минуту по среднеевропейскому времени закончил свое выступление Ллуис Колет. 33 года назад ровно в это время на станцию Перпиньян прибыл Сальвадор Дали. Прибыл для того, чтобы бросить в вечность еще один парадокс — очередной, но не последний.