Открывая новую выставку в Манеже, галерея Гельмана празднует свое десятилетие. Самое время задуматься: а была ли она?
Первые годы галереи с неуловимо латиноамериканским названием Guelman gallery прошли под фанфары. Выставка к пятилетию галереи отражала динамику вкусов и амбиций хозяина, точнее, динамику от вкусов к амбициям: от слабых художников кишиневского прошлого к звездам (Комар и Меламид, Борис Михайлов, Пригов, молодой, но уже тогда знаменитый Кулик). Все шло в правильном направлении, но случилась политика. В последние пять лет она в России бурлила, в этой воде было что ловить, и Гельман постепенно превратился в политического консультанта. "Союз правых сил" финансировал в 1999 году несколько арт-фестивалей, организованных Гельманом. Галерею заставили столами и компьютерами, и стало не до выставок. Сейчас ни Комара и Меламида, ни Михайлова в Москве толком никто не представляет, Кулик предпочитает другие галереи, кое-кто из художников переквалифицировался в управдомы — не без помощи Гельмана. За пять лет Гельман один раз показывал свою галерею на ярмарке "Арт-форум" в Берлине, но потом бросил, и его место заняли другие. Новых художников он не выращивает, зато раздает тематические заказы существующим, не боясь что-то грубо и необратимо сломать в их искусстве. Громких зарубежных имен в Москву не привозит. На данный момент галерея Гельмана вряд ли лучшая в Москве. Зато Гельман по-прежнему единственный.
Гельман — проявление постсоветского триумфа антропологии. С крахом коммунизма в стране рухнули все абстракции и способность к абстрактному мышлению, и оказалось, что все что есть — это люди со всем их интенсивно-человеческим вкусом и запахом. Начался персональный, эмоциональный, антиконцептуальный, шекспировский какой-то по своим страстям проект, символическими фигурами которого выступили не только Борис Ельцин, но и Марат Гельман. У последнего была задача в общем та же, что и у первого: лично, прямо даже физически лично представлять в России свое поле деятельности, быть гарантом чего-то такого важного, о чем большинство людей тут же забывают, а лицо помнят. Гельман хотел стать гарантом современного искусства, и проект его удался — в лицо его знают многие. С искусством ситуация несколько хуже, но Гельман все еще надеется, и художники вместе с ним.
Но если галерея — это Гельман, то Гельман — это галерея, человек-институция. Он на самоокупаемости: зарабатывает деньги какими-то не всегда ясными путями, потом вкладывает их в выставки. Но (и в этом ошарашивающая новизна его принципов) на этом меценатство заканчивается — выставка должна помочь оплатить какие-то (также не всегда ясные) долги, художники должны исполнить некую (не всегда им известную) сверхзадачу: нарисовать новые денежные купюры, смонтировать фото Александра Лебедя с голой девушкой, отреагировать на что-то актуальное. Галерея Гельмана — это высшая реализация постсоветской эстетики и этики: непосредственная реакция искупает все. Гельман — за актуальность и эффективность в искусстве. Это значит делать то, что сейчас важно и нужно (пусть даже в этом есть некая сервильность), и от этого "сейчас" получать сторицей. В своей тактике работы с реальностью (читай — властью) Гельман умело объединяет принципы соцреализма (налаживать личные контакты) с принципами авангардистов-лефовцев (держать себя крайне высокомерно, убеждая в своей идеологической незаменимости).
Что больше всего удивляет, так это то, что за все эти годы Гельман не бросил искусство, а сейчас, кажется, даже стремится отступить на чисто художественные позиции, затушевать годы отсутствия и напомнить о себе как о галеристе. Не каждому дано идти в ногу со страной, но у Гельмана это само собой получается — он зеркало десятилетия, шагнувшего от кооперативов по продаже маринованных огурцов к культурным проектам, а потом и к большой политике. Может быть, Гельман чувствует, что политике наступил временный конец и пора заняться искусством?
Галерея его в последние пять лет была не столько галереей, сколько некоей пострыночной инициативой, построенной не на коммерции, а на отношениях с властью. Относительно нее, как всегда у нас, непонятно: то ли она очень архаичная, то ли очень продвинутая, то ли советская, то ли постиндустриальная. Гельман старается доказать, что верно второе. У него сейчас два девиза: "В сеть" и "На Запад" (так будет называться новый масштабный выставочный проект, намеченный на осень). Но куда бы он ни двинулся, многие будут следить за ним внимательно, чтобы успеть побежать туда, куда и он.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ