Завтра аристократа

       14 июля 1789 года Франция начала наступление на аристократию. Через 209 лет после Великой французской революции вдруг выяснилось, что аристократы нужны Франции. Более того, аристократизм стал синонимом успеха.

       Судьба французской аристократии феноменальна. Более 200 лет ее пытались стереть с лица земли, но она не только устояла, но и переживает сегодня период своеобразного расцвета. День взятия Бастилии по-прежнему национальный праздник французов, однако никто уже не посмеет глумиться над дворянами — и вовсе не потому, что с годами французское общество стало более терпимым.
       Причина в другом. А именно в том, что аристократизм для французов стал синонимом успеха. "Шанель", "Палома Пикассо", "Галлимар", "Ланком", "Нина Риччи", "Кристиан Лакруа", "Кристиан Диор" — вот неполный перечень тех компаний, руководство которых пригласило на ключевые должности представителей аристократических семейств. Их примеру следуют и крупные финансовые учреждения — в частности, "Банк де Пари".
       Титул оказался приметой удачи и в таких областях, как туризм и торговля. Вот только два примера. Принц Филипп Морис де Брогли, купивший в 1991 году замок Бурдезьер и устроивший там музей и гостиницу, заработал за прошлый год 3,5 млн франков. А его брат организовал в 1995 году производство садового инвентаря под маркой "Принц-огородник", которое теперь ежегодно приносит ему 6 млн франков.
       Короче говоря, аристократы стали делать блестящие карьеры. Как только этот феномен оказался осознан обществом, в высший свет устремились все, кто мечтал об успехе на том или ином поприще — будь то коммерция, финансы или политика. Это прекрасно подтверждает изданная недавно во Франции "Энциклопедия фальшивой аристократии". Как пишут ее авторы, сегодня во Франции более 15 тысяч фальшивых дворян. А это ни много ни мало в пять раз больше, чем настоящих.
       Тема аристократии активно эксплуатируется французскими средствами массовой информации. На пятом канале французского телевидения регулярно выходит передача, посвященная представителям высокородных семейств; первый канал показывает телесериал "Портреты аристократов". Обе программы обладают высоким рейтингом, идут в самое дорогое время и пользуются неизменным успехом у агентств, размещающих на телевидении рекламу.
       
Вечная молодость
       Как же объяснить феномен возрождения аристократии? Возрождения тем более удивительного, что формально никакой аристократии во Франции нет. Французская конституция по-прежнему опирается на принятую 26 июля 1789 года Декларацию прав человека и гражданина, гласящую: "Во Франции не может существовать ни дворян, ни дворянства... ни других различий, проистекающих из рождения".
       Декларации вторит современное судопроизводство. В 1955 году, за три года до принятия нынешней конституции, суд департамента Сена, под юрисдикцию которого подпадал Париж и его ближайшие пригороды, постановил: "Принадлежность к аристократии больше не имеет юридических последствий".
       Тем не менее различия и последствия налицо: на рынке труда на аристократов спрос. В чем же дело?
       Безусловно, не в последнюю очередь работодателей привлекают личные качества представителей аристократических семейств. Это прекрасное воспитание, безукоризненная честность, более высокий, нежели у среднего француза, культурный уровень. Сюда также следует отнести и жесткую самодисциплину.
       Все эти слагаемые имеют, как оказалось, свою рыночную цену. Парадокс, но в таком предельно либеральном обществе, как сегодняшняя Франция, не так-то уж много людей могут говорить на литературном французском, одеваться во что-то, кроме потертых джинсов и рваной майки, и не ковырять в носу в присутствии постороннего человека — то есть производить приятное впечатление. Это не говоря уже о том очевидном факте, что более образованный сотрудник способен принести своей компании большую пользу, нежели тот, кто знает и думает меньше. С этой точки зрения уже не вызывает удивления, что представителей дворянства настойчиво приглашают в те компании, успех которых в значительной степени определяется рекламой и public relations.
       Плюс ко всему этому — толстые, образно говоря, записные книжки аристократов. "Я работал с политическими, социальными, профсоюзными и экономическими элитами нации,— говорит глава королевского дома Франции Анри Орлеанский.— Я работал во всех областях — и в клерикальной, и в сфере правосудия, и в области национальной системы образования, и в области социального страхования..." Кто же откажется от сотрудника с такими связями?
       Однако главное достоинство аристократов, пожалуй, все же не в этом. А в том, что многовековая родословная и частичка "де" перед фамилией, которые работодатель получает вместе с высокородным сотрудником, помогают быстрее завоевать доверие рынка и конкретного клиента. Именно поэтому банки так охотно берут дворян для работы с VIP-клиентурой, а фирмы, экспортирующие традиционные французские товары — парфюмерию, вина, сыры, с готовностью прибегают к услугам аристократов, ревностных носителей национальной идеи. И антиевропейские взгляды Анри Орлеанского ("Потерять национальную валюту — значит потерять национальное лицо. Нация существует только тогда, когда чеканит свои монеты и творит свое правосудие",— утверждает он в последнем интервью газете Le Figaro) только увеличивают спрос на французские духи Royalissime, которые он рекламирует.
       
Невосполнимое богатство
       Многие аристократы отрицают, что добились успеха, фактически торгуя титулом, и объясняют свои достижения исключительно личными качествами. Но есть и такие, кто не стесняется говорить правду.
       Диана де Сен-Марк, сотрудница "Арт-5" — агентства по связям с общественностью, соглашается: "Действительно, многие считают, что частичка 'де' предполагает умение вести себя в обществе, а там, где речь идет о public relations, это играет большую роль. Аристократия и роскошь идут рука об руку. Все эти качества нужны для того, чтобы продавать предметы роскоши за большие деньги". Ее коллега добавляет: "При прочих равных достоинствах частичка 'де' все же большой плюс".
       Фактически то же самое говорит и банкир барон Ги де Ротшильд: "Я уважают свой титул. Это признак длительного успеха. Я никогда не откажусь от него".
       Такая неприкрытая торговля происхождением заставляет аристократов старшего поколения воротить нос. "Истинный аристократ будет скорее стричь газон и чинить крышу своего семейного гнезда...— утверждает Эрик Менсион-Риго, идеолог современной французской аристократии.— Истинный аристократ презирает деньги. Это буржуазная ценность, для нас они не играют никакой роли. Для нас главной ценностью является честь". В результате две трети французских аристократических семейств, взгляды которых излагает Менсион-Риго, живут за чертой бедности.
       Нынешнее поколение аристократов так жить не хочет. Поэтому девица Эрмин де Клермон-Тоннер из старого французского рода носит красные облегающие брюки, курит сигары, ездит на мотоцикле "Харлей-Дэвидсон" и в довершение всего добивается известности на журналистском поприще. А ее семье остается только скрежетать зубами — и скрежетать, надо признать, совершенно справедливо, поскольку успех таких, как Эрмин де Клермон-Тоннер и Анри Орлеанский, зиждется прежде всего на распродаже духовного (а иногда и материального) наследства, хранившегося веками.
       Парадокс, однако, в том, что такое обхождение с традиционными ценностями аристократии свидетельствует об их упадке и размывании. И чем больше аристократов будет бороться за место под буржуазным солнцем, тем меньше они будут цениться. Это, как говорится, закон рынка — как бы его ни отрицали аристократы.
       
Савва Воронов
       
--------------------------------------------------------
       Частичка "де" перед фамилией опять в цене. Она помогает быстрее завоевать современный рынок и конкретного клиента.
--------------------------------------------------------
       
Потерянный мир
       
       Великую французскую революцию аристократия встретила хотя и раздробленным, но всемогущим классом. Вся ее дальнейшая история — это история потери власти.
       
       К концу XVIII века французскую аристократию раздирали глубокие внутренние противоречия. Фактически она распалась на три люто ненавидящих друг друга лагеря: придворную аристократию, провинциальную и обуржуазившуюся.
       Провинциалы со своим неспешным жизненным укладом и однообразными судьбами (для мальчика — служба, женитьба, возвращение в замок; для девочки — брак или монастырь, откуда многие затем возвращались в имения и составляли контингент бесконечных тетушек при высокородных племянниках) не могли не презирать придворную аристократию, которая, по их мнению, проедала казну. В этом была немалая доля правды: при Людовике XVI на содержание двора (более 4500 человек) уходила едва ли не большая часть бюджета. Придворные отвечали провинциалам тем же. Одновременно те и другие искренне недолюбливали обуржуазившуюся аристократию, исповедовавшую культ денег и показной роскоши.
       Французские аристократы, в отличие от английских, считали, что работать или иметь какую-то профессию унизительно. Тем не менее некоторые все же рискнули заняться морской коммерцией, торговлей оптом (с 1701 года), стекольным производством. Кстати, Людовик XVI и Мария Антуанетта владели большими паями в крупнейших французских заводах.
       Многие аристократы накануне революции владели шахтами, кузницами, ткацкими мануфактурами и плантациями во французской Вест-Индии. Если добавить к этому огромные земельные владения, то становится понятно, что стало источником баснословного богатства некоторых аристократических семей.
       Состояния графа д`Эгийона, семьи де Сегюр, графа Орлеанского, принца де Конти были притчей во языцех и составили бы по сегодняшним меркам многомиллионные суммы (граф Орлеанский — 6 800 000 ливров, принц де Конти — 3 700 000, да еще ежегодная рента, которая, к примеру, у графа Орлеанского составляла около 2 000 ливров). Эти обуржуазившиеся аристократы начали культивировать новый образ жизни, получивший название luxe и выразившийся в смене ночной пижамы на утренний шелковый халат, утреннего халата — на костюм для игры в карты. Презрение, с которым к ним относились другие аристократы, имело своей причиной не столько этические соображения, сколько зависть, ведь доходы большинства французских дворян были скромными.
       К 1781 году аристократы распространили свой контроль на армию, церковь и судебную систему. Военные школы непременно требовали титулов, а неаристократы не могли подняться выше лейтенанта. Вследствие этого к 1789 году знать занимала все мало-мальски значимые посты в армии и государственном аппарате.
       Революционные и постреволюционные декреты свалились дворянам на голову, как нож гильотины. Статья 1 специального декрета от 23 июня 1790 года недвусмысленно обозначала конец их эпохи: "Наследственная аристократия уничтожается навсегда и, следовательно, титулы принца, графа, барона, маркиза, виконта, шевалье, дворянина и другие им подобные. Их никто не может ни принимать, ни жаловать". В этом же году начали распродавать земли духовенства, к которому относилась значительная часть аристократии. К 1791 году Францию покинуло более 20 тысяч аристократов.
       Наполеон декретом от 1 марта 1808 года попытался создать новую аристократию — аристократию Первой империи. Вновь начали раздавать благородные титулы. Была даже восстановлена иерархия: граф--барон--шевалье. Титул маркиза почему-то выпал из системы. Мадам де Савинье писала в своих "Рассуждениях о революции" в 1817 году: "Все эти республиканцы, замаскировавшиеся под герцогов, графов и баронов, пытались выучить благородные манеры, словно роли из плохой комедии. В то время ходило много песенок о всякого рода парвеню".
       При Наполеоне было роздано 3300 титулов. Просуществовала новая аристократия всего шесть лет, до 1814 года. После падения империи старая аристократия была восстановлена в правах. Обе аристократии существовали параллельно, что порождало настоящую неразбериху.
       Дальнейшая история французской аристократии — это история неуклонного падения ее экономической, политической и культурной роли. Деградация сопровождалась численным сокращением дворянства: если перед революцией во Франции было 17 тысяч аристократических семей, то сейчас их менее 3,5 тысяч.
--------------------------------------------------------
       
А лорды все же поприятней
       
       Англичане — в отличие от французов люди рациональные — подошли к моде на аристократизм по-рыночному. Желающие стать дворянами могут запросто приобрести желаемые титулы на аукционе. Они проходят в Stationers Hall, расположенном неподалеку от собора св. Павла в Лондоне.
       Здесь три-четыре раза в году продают аристократические титулы, принадлежащие либо разорившимся аристократам, либо угасшим аристократическим ветвям. Лакеи в ливреях встречают посетителей токайским и английским печеньем. Титул лорда в зависимости от его исторической значимости стоит от двух тысяч фунтов. Обычно цены колеблются между пятью и десятью тысячами фунтов (не включая налоги). Титулы с имениями стоят от $350 тысяч. Например, в 1995 году титул графа, замок и тысяча акров земли были проданы за 400 тысяч фунтов. Самая дорогая покупка была зарегистрирована в 1988 году: титул лорда и престижная недвижимость в Уимблдоне были приобретены инкогнито почти за $1 млн.
       Продажи часто осуществляются через Manorial Society, основанное в 1906 году как клуб аристократии, в который входили все лорды, имена которых связаны с реально существующими имениями. В 1981 году клуб был преобразован в коммерческое предприятие, позволившее разорившимся аристократам продать свои титулы и имения по хорошей цене.
       Фактически Manorial Society лишь воскресило английскую традицию, восходящую к Вильгельму Завоевателю, который широко практиковал продажу баронских титулов за долги. Manorial Auctioneers торгует титулами на аукционах и частным образом. Каталоги стоят около $20. Адрес Manorial Society и Manorial Auctioneers: 104 Kensington Road, London SE11 6RE, United Kingdom. Телефон — 0171-735-6633, факс — 0171-582-7022.
       Титулами также торгуют Strutt & Parker of Lewes (East Sussex; телефон — 0124-525-8201); Hurley Lloyd Thorpe of Stow-on-the-Wold, Gloucestershire; Cluttons of London (телефон — 0171-408-1010).
       
Подписи
       "Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпах,— говорил небезызвестный Григорий Иванович из зощенковской `Аристократки`.— Ежели баба в шляпе, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а ровное место". Эрмин де Клермон-Тоннер Григорию Ивановичу бы точно понравилась. Из всего перечисленного у нее есть только мопсик
       Валери Жискар Д'Эстен в присутствии графини Парижской: Валери Жискар д`Эстен напрасно пытался убедить французскую аристократическую элиту в том, что он — свой. Графиня Парижская прекрасно знала о проделках семьи Жискаров, "усыновивших" адмирала д'Эстена, героя американской войны за независимость, в обмен на его титул
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...