В нью-йоркском Музее Соломона Гуггенхайма удостоен масштабной ретроспективы один из живых классиков ХХ века — Нам Джун Пайк, между именем которого и словом "видеоарт" ставят знак равенства. "Миры Нам Джун Пайка" впечатляют, как голливудский катастрофический блокбастер,— только без ненужных подробностей и скучной любовной линии. Из Нью-Йорка — обозреватель Ъ ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ.
Нынешнюю выставку в Гуггенхайме отделяют 34 года от того времени, когда 32-летний кореец Нам Джун Пайк, прибывший в Нью-Йорк, чтобы вторгнуться в среду авангардного искусства, начал заниматься каким-то чудачеством под названием "видео". Вряд ли он мог тогда вообразить, как будет выглядеть его выставка в 2000 году: гигантские экраны и лазерные проекции; семиэтажный зигзагообразный водопад в зеленом луче; живой сад с укрытой в нем армией мониторов, на которых что-то танцует и вращается; сто телевизоров, опрокинутых навзничь, которые свое исступленное мелькание обратили к своду музея, а в нем, в свою очередь, носятся кругами цветные электронные линии. Да, возможностей стало куда больше, чем в эпоху примитивных кинескопов. Но ведь и искусство Нам Джун Пайка всегда было о невероятности возможностей, так что он свой технический триумф заслужил.
В этом смысле построенный в конце 50-х Музей Гуггенхайма с его знаменитой головокружительной спиралью пандуса ему очень подходит. Спираль эту всегда критиковали: картине, которая все-таки предполагает хотя бы мысленную линию горизонта, она дает предательски шаткую опору; но "видеопад" Нам Джун Пайка с безумной архитектура Фрэнка Ллойда Райта — сообщники: они совместно нападают на зрителя и расшатывают его сознание, а если повезет, и тело. Именно этого хотели еще художники раннего авангарда, особенно русского: Гуггенхайм ведь заказывал здание в основном для работ Кандинского, который всю жизнь мечтал "вращаться в картине", не имея, впрочем, для того каких-либо устройств, кроме кистей и красок. Родченко рассчитывал когда-нибудь в будущем вплавлять изображение в холст при помощи модных тогда лучей радия, а Ольга Розанова — рисовать прямо в небе цветными лучами. Неоавангард 60-х годов, в котором Нам Джун Пайк был одним из самых оригинальных персонажей, все эти идеи принял за свои собственные и реализовал, будучи технически вооружен куда лучше. Ведь техника вообще есть только ответ на потребности, сформированные в обществе художниками.
При этом Нам Джун Пайк никогда не был фанатиком техники. Напротив, он использовал ее довольно цинично и всегда иронически ставил всякое техническое бахвальство на место. "Самый старый телевизор — это луна",— заявил он в названии своей работы 1965 года, а позднее вставлял в пустой корпус от телевизора горящую свечу или плавающую рыбку.
В отдельных залах верхнего этажа музея, где мы укрыты от воздействия его утомительной спирали, показано раннее творчество Нам Джун Пайка — периода интернационального движения Флаксуса, когда перформанс, визуальную поэзию, минималистские объекты и видео еще никто не разделял. Тогда он предложил свое "Магнитное телевидение" (1965) — телевизор с поставленным на него огромным магнитом, который совершает над телеизображением собственное, весьма деструктивное творческое усилие. Этот магнит и есть сам Нам Джун Пайк: его упрямое творчество вечно вытягивало из телевидения всю душу, чтобы показать, что ее там нет. С классической виолончелисткой Шарлоттой Моорман художника связали в 60-е годы несколько лет виртуозного сотрудничества: она носила его "Телебюстгальтер" (1969) и играла на его хрупкой и жестокой "Телевиолончели" (1971), составленной из трех вырванных с корнем телеэкранов. Еще Нам Джун Пайк играл на ее собственном обнаженном теле, как на виолончели,— запечатленное на фотографии объятие показывает, насколько телесно художник понимал свои художественные средства и "медиа". Кстати, чисто авангардистский интерес к медиуму и инструменту продиктовал Нам Джун Пайку сценарий группового перформанса "Симфония юного пениса" (1962), первое исполнение которого он тогда наметил на 1984 год — но пока что оно так и не состоялось.
В одном раннем коллаже Нам Джун Пайк в добропорядочной и скучной рекламе телевизоров наводящий вопрос "Как вы думаете, как скоро в каждой американской семье будет телевизор?" заменил на два других: "Как скоро в каждом музее будет телекресло?" и "Как скоро в каждом доме будет специальный экран для видеоискусства?". Первый вопрос художника без ответа не остался: темные каморки с видеоинсталляциями и рядами банкеток — это то, без чего не обходится сейчас ни один современный музей. Второй вопрос пока открыт, но, возможно, ненадолго. Теперь Нам Джун Пайк делает, как это называют, "поствидео" (в сотрудничестве, так как пережил тяжелый инсульт): некие неоабстрактные "картины" в виде огромных стеклянных аквариумов геометрической формы, внутри которых пробегают зеленые лазерные лучи, крутятся зеркала и еще что-то непонятное дымится ("Три элемента", 2000). Получаются такие "Черные квадраты", только экологические, зеленые, дружественные к потребителю и не мрачные. Аквариумы находятся в темной музейной комнате — но отчего бы такой комнате для релаксации хозяев и развлечения гостей не быть и в частном доме? Ничего слишком уж футуристического в этом предположении нет: уже сейчас на некоторых телеканалах в Европе по ночам крутят нечто подобное для желающих смотреть, но не слушать. Увеселительная медитация — разве не об этом вся современная культура? Нам Джун Пайк и из этого извлечет свой профит — как эстетический, так и коммерческий: ему удается брать от жизни все.