У всякой профессии свои странности. Вот, к примеру, кинематографисты. Никогда не понять мне, что заставляет мастеров объектива и пленки перемонтировать и раскрашивать старые фильмы. Ничем ведь, право слово, не худ был Хичкок — но нет, свербило что-то, и его вполне классические и законченные картины теперь прогоняют через могучие компьютеры, чтобы вернуть им старый несовершенный цвет. Старая версия отечественного "Шерлока Холмса" тоже никакого недовольства не вызывала — в отличие от новой. Чтобы попробовать разгадать тайну "кинематографического" взгляда на искусство, можно почитать Виктора Шкловского. Однотомник "Гамбургский счет", только что вышедший в Питере, содержит самые знаменитые его вещи.
Шкловский разрабатывал и применял на практике эдакий промышленный подход к произведению искусства — текст, картину, фильм можно, полагал он, развинтить на части, посмотреть, что там внутри, а потом снова собрать. И будет она после этого еще лучше. Рубленый стиль Шкловского поначалу кажется не лишенным обаяния — и только прочитав сотню страниц, начинаешь спрашивать себя: почему это так утомительно? "Мы во всем ошибаемся, кроме одного — мы ремесленники, мы свои люди в мастерстве, и если захотим, то сами напишем книгу. А между тем, формальный метод стал связкой книг. Еще одна школа в истории русской этнографии. Нет, не для этого мы ломали жизнь о колено. Мы не яровое, мы озими. Вот сейчас пойдут зеленя. Даже умеренный выпас скотины не погубит".
Наверное, эта манера казалась очень ловкой и свежей когда-то. Сейчас от нее веет ледяным холодом бесконечного эгоцентризма, ненужной безапелляционностью и апломбом упомянутого "кинематографического" типа. "Завтрашняя литература будет не тематически, а тематически и формально отличаться от сегодняшней". Что тут сказано? Сразу и не разберешь, что ровно ничего. Литература "завтрашняя" если и будет отличаться от "сегодняшней", так только тем, что ее напишут другие авторы. И странным образом, дочитав Шкловского, испытываешь желание перекреститься, да молвить что-нибудь туповато-риторическое, вроде: какое счастье, что все-таки эти трескучие ЛЕФовские новации и натужные задачи уже не надо принимать всерьез.
Своего рода редукцию автора, умаление этой фигуры — но без громоздких теоретических обоснований — демонстрирует составленный Дмитрием Кузьминым сборник "Очень короткие тексты". Как следует из предисловия, единственным и сугубо формальным ограничением для текстов, включенных в сборник, был размер — 2000 знаков. Что касается авторов — здесь есть и знаменитости, как Андрей Битов и Виктор Голявкин, есть отлично известные в узком кругу, но почти незнакомые публике классики самиздата, как Борис Вахтин и Михаил Соковнин. Есть, наконец, вовсе неизвестные писатели, отрытые то ли в глубинах Интернета, то ли в студенческих многотиражках. Биографическим указателем кузьминский сборник не снабжен — по-видимому, из принципиальных соображений. Во всяком случае, это приближение к анонимности прочитывается как осмысленный жест составителя. Такой подход я бы назвал молодежно-романтическим: дескать, неважно, кто это написал, важно, что текст хорош.
Но вот оказывается ли он хорош? Любая антология коротких текстов — чтение утомительное: дискурсы так и рябят в глазах. Сгладить это тематической рубрикацией ("в сторону психоанализа", "в сторону сатиры и юмора"), как это попробовал сделать Дм. Кузьмин, кажется, невозможно. Все равно при переходе от, скажем, Игоря Маханькова к Ольге Медведевой-Премингер читатель вздрагивает. Только не спрашивайте меня, кто такой этот Игорь и кто такая эта Премингер. В книге об этом ничего не написано, а сделать какие-либо выводы об их месте в литературе я не возьмусь. Слишком мало я смог о них понять. Сборник "Очень короткие тексты" уже обруган критикой — он-де и скучен, и авторы Хармсу подражают, и написать так каждый дурак может. Все это очень несправедливо, но удовольствия от чтения я пообещать не могу.
В этом смысле другой сборник короткой прозы — "Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе", вышедший в то же самое время и в том же издательстве "НЛО", пожалуй, имеет больше шансов позабавить читателя. Анатолий Кудрявицкий, его составитель, шел как раз "от имен": здесь есть биографические справки, и авторы все больше собраны именитые. От Федора Абрамова и Игоря Бахтерева (единственного обэриута, дожившего до 90-х годов) до Нины Садур и Владимира Тучкова. Впрочем, за репрезентативность такого сорта тоже надо платить: общий уровень текстов здесь выше, чем в антологии Кузьмина, но каких-то открытий нет.
Но и в том, и в другом случае пытливый читатель получит возможность наблюдений над жанром. Короткий рассказ, в силу естественной близости к стихотворению, непременно должен отвечать критерию "нерукотворности": так, словно он уже существовал, и затем был уловлен и списан с невидимого листа. В этом смысле персона автора вроде бы и вправду не так уж важна. На деле, однако, выходит, что если автор устраняется из короткого текста, полагая, что на таком маленьком пространстве ему нет места, и должна тут быть только речь, факт языка — рассказ как раз и делается скучным. Так, в антологии Кузьмина самая интересная часть — "в сторону дневника". Совершенно другой класс занимательности, чем там, где речь идет о "суггестии" или "психоанализе".
Message антологии Кудрявицкого, скорее, в том, что жанр короткого рассказа развивался в течение последних десятилетий в неестественных условиях — вне рамок общественного (периодикой определяемого) спроса на него. И вот эта размытость, потаенность и как бы необязательность ("пишу понемногу для себя") жанра как раз определяла условия его бытования. Короткая проза пишется и вообще-то по-особому — без самообмана, необходимого для длинных вещей, без "энергии заблуждения". А тут к тому же — и без выхода на публику: в "совке" это не печатали, после "совка" — это никому не нужно.
В итоге, короткий рассказ — самый простой и самый жестокий тест на бездарность. Ни "соображениями", ни стилистическими красотами, ни прилежанием, ни сюжетом тут не прикроешься. И возможность посмотреть, кто чего стоит в современной русской прозе, оправдывает затраченные на чтение время и силы. Решение этой дополнительной оценочно-иерархической задачи, на мой вкус, делает антологию Кудрявицкого более ценной — хотя где-то в радикально-безличном сборнике Кузьмина, может быть, прячется еще неузнанный гений.
Виктор Шкловский. Гамбургский счет. СПб.: Лимбус-пресс, 2000.
Очень короткие тексты. В сторону антологии. Сост. Дм. Кузьмин. М.: Новое литературное обозрение, 2000.
Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе. Антология короткого рассказа. Сост. А. Кудрявицкий. М.: Новое литературное обозрение, 2000.