Приговор по делу куратора Андрея Ерофеева и бывшего директора Сахаровского центра Юрия Самодурова оглашен. Он мягок: вместо запрошенных прокурором трех лет колонии-поселения подсудимым присужден штраф. Абсурдный процесс заставил теоретиков искусства и художников встретиться лицом к лицу с религиозными фанатиками, которые в другой исторической ситуации, возможно, не стали бы церемониться и просто развели бы костер прямо во дворе суда. Но им не повезло, пришлось разговаривать, и этот диалог может быть важнее, чем даже сама выставка "Запретное искусство", вызвавшая суд и страсти вокруг него.
На следующий день после приговора защита обжаловала его, добиваясь полного оправдания осужденных. Но если вдуматься, так ли это уже важно?
Андрей Ерофеев уже заявил о том, что готовит следующую выставку, по его словам, она будет посвящена современной политической карикатуре. Марат Гельман заявлял о намерении повторить "Запретное искусство" в своей галерее, если подсудимым будет грозить срок — реальный или условный. Однако штраф устроил и его. Случившаяся как раз во время процесса в церкви Святой Татьяны выставка "Двоесловие/Диалог" не вызвала особой критики ни у кого из участников спора о рамках допустимого в современном искусстве и может положить начало не существующей сейчас в России храмовой выставочной традиции, и это ничем не плохо. А страсти, раскалившиеся за те два года, которые шел процесс, вдруг поспособствовали консолидации политических движений.
Мятежных кураторов и художников поддерживает оппозиционное движение "Солидарность", на митинге в поддержку Самодурова и Ерофеева, который состоялся в выходные перед оглашением приговора, развевались его флаги и выступал один из его лидеров — Лев Пономарев, который затем появился и в суде. В последнее время "Солидарность" старается быть модной партией — устраивает концерт с участием Даши Люкс и группы Padla Bear Outfit, дружит с арт-группой "Война" и участвует во всех сколько-нибудь громких неполитических мероприятиях ("пикнике Дымовского", к примеру). К "Солидарности" так или иначе идейно близки "Левый фронт", запрещенные нацболы (которые тоже были на митинге в поддержку Ерофеева и Самодурова), движение "Синие ведерки" и, разумеется, правозащитники.
К стороне обвинения примкнули праворадикальные силы во главе с православными хоругвеносцами, но не только они. Мало кто, кроме представителей "Народного собора", выступал за тюремный срок кураторам. Но были люди — и в среде неравнодушной интеллигенции, и среди художественного сообщества,— посчитавшие выставленные на "Запретном искусстве" работы чересчур радикальными и провокативными. Эти люди вообще недолюбливают искусство, которое резко и провокационно выражает вопросы, накопившиеся в обществе, и этот процесс еще раз доказал им, что оно способно привести к серьезным потрясениям и даже конфликтам. Они считают наказание для Ерофеева и Самодурова необходимым, пусть это будет условный срок или штраф.
Эту точку зрения во многом поддерживают православная церковь в лице Всеволода Чаплина и Министерство культуры в лице самого министра Авдеева, который заявил, что подсудимые, хоть и провинились, но "не пересекли красной черты закона". Насчет того, почему от суда дистанцировались и церковь, и государство, ограничившись отдельными рекомендациями, есть разные мнения, например, такое, что власти выгодно показать обществу, что она держит религиозных фанатиков в узде и не идет у них на поводу — то есть не сажает Ерофеева и Самодурова в тюрьму и не отнимает у них право заниматься любимым делом.
Но если для политиков этот процесс — просто еще одно поле для политической борьбы, то в сфере искусства уже случились некоторые серьезные перемены, вызванные двухлетним разговором о том, как может измениться художественная жизнь, если Самодурова и Ерофеева посадят. Активисты группы "Война", раньше считавшиеся самым маргинально-радикальным крылом современного искусства, теперь, после суда, выглядят вполне цивилизованно по сравнению со свидетелями обвинения — православными сектантами из "Народного собора" — которых, кстати говоря, не пустили в здание суда на оглашение приговора.
Художники, среди которых Дмитрий Врубель, Константин Звездочетов, Андрей Бильжо, впервые со времен перестройки участвуют в митингах и высказывают политические суждения. И если в их речи и звучит время от времени, что из России пора уезжать — так это скорее по привычке. Пока никого не сажают, уезжать никто и не подумает, да все, скорее, рады тому, что взаимная неприязнь и накопленная злость выплеснулись в суде.
Когда противник далеко, легко жаждать его крови, чуть сложнее его игнорировать, но когда встречаешься с ним из месяца в месяц в зале суда, приходится испытывать друг к другу какие-то чувства. Сложно сказать, что чувствуют Олег Кассин и Владимир Сергеев из "Народного собора", но либеральная интеллигенция испытывает к своим мучителям что-то среднее между жалостью и удивлением.
Надо были видеть, с каким удовольствием, будто стосковавшись по человеческой речи, препирались после приговора во дворе суда вроде бы непримиримые противники: Леонид Бажанов пламенно объяснял какому-то зеваке, который до этого фотографировал сам себя в зале суда на телефон, что в советское время Юрий Самодуров и Андрей Ерофеев лично защищали церковь. Православный не верил и упрямо молчал. Если бы разговор оппонентов был невозможен в принципе, не было бы такого, что Роман Доброхотов из "Солидарности", увидев в суде Олега Кассина, трогал того за плечо и с нехорошей улыбкой спрашивал: "Вы Кассин?", а тот в ответ сопел и отворачивался.
Эта взаимная неловкость вызывает скорее улыбку, чем настоящую ненависть. Ну, как например, когда там же, во дворе суда, после процесса какой-то представитель, по его собственным словам, "православной молодежи", начал в голос спорить с Сергеем Давидисом из "Солидарности", а стоящая рядом бабушка из "Народного собора" стала кропить обоих святой водой из бутылочки.
Быть может, теперь, когда создан прецедент, есть надежда, что в России наконец появится по-настоящему политическое искусство, не пародирующее радикальные художественные процессы прошлого, а самостоятельно заявляющее о своих целях и имеющее в виду ответный резонанс. У нас есть все предпосылки к его появлению: чересчур стабильная политическая ситуация, относительная свобода слова (своим решением суд это, возможно, сам того не желая, подтвердил) и тому подобные благоприятные условия для того, чтобы полем битвы стал не суд, а выставочный или театральный зал. Политический театр — в Театре.doc, политическая живопись — у Гельмана, политический перформанс — у группы "Война". Мнение, что радикальные православные и радикальные художники просто друг друга пиарят, неприятно и неправдоподобно, но на деле так и получается. Организаторам "Запретного искусства" есть чем гордиться, их выставка всколыхнула не только русскую общественность — вот уже популярный актер и микроблогер Стивен Фрай пишет у себя в "Твиттере": "Oh Russia. What have you become? What shame you bring on yourself". Правда, микроблогер KremlinRussia его пока не ретвитит.