Премьера опера
На оперном фестивале во французском Экс-ан-Провансе (см. "Ъ" от 6 и 9 июля) состоялась европейская премьера нового спектакля выдающего канадского режиссера Робера Лепажа. Его "Соловей и другие небылицы" на музыку Игоря Стравинского заслужил стоячую овацию переполненного знаменитостями музыкального и театрального мира зала Гран-театра. Из Экс-ан-Прованса — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Робер Лепаж рассказывал, что идея нового спектакля пришла к нему во время работы над единственной англоязычной оперой Стравинского "Похождения повесы". Господин Лепаж обратил свой взор к русскому оперному наследию композитора и в конце концов остановился на "Соловье", ранней опере Стравинского, работу над которой он прервал и вернулся к ней уже в зрелые годы. Но "Соловей", написанный по мотивам сказки Андерсена, опера хотя и в трех актах, но короткая, на полнометражный спектакль ее не хватило бы, поэтому Робер Лепаж придумал своего рода Стравинский-ревю: "Соловей" звучит во втором действии, а в первом — "Байка про Лису, Петуха, Кота да Барана" и несколько вокальных миниатюр.
В спектаклях канадского мастера обычно встречаются два мира, они словно смотрятся друг в друга, друг друга отражают — и это настолько меняет "оптику", что зрители оказываются буквально заворожены — не только самим сочетанием фактур и культур, но и новыми смыслами, которые вдруг проявляются. Видимо, сюжет сказки Андерсена заставил Робера Лепажа обратить свои взоры к Китаю (он уже это делал несколько раз — достаточно вспомнить "Трилогию драконов"), а потом "пойти" на юг — во Вьетнам. Основным источником вдохновения для создания "русского" спектакля господину Лепажу послужил традиционный вьетнамский кукольный театр, в котором действие происходит на поверхности воды, в которой сидят актеры.
Сцена в "Соловье и других небылицах" выглядит занятно и причудливо для оперного театра — оркестровая яма затоплена водой, поднятый оттуда оркестр (в Экс-ан-Провансе это оркестр Лионской оперы под управлением титулованного маэстро Казуши Оно) усажен на самой сцене, а по бокам от подмостков устроены два массивных балкона, с одного из которых свисает кривое, с тонким стволом, дерево. В первом действии дирижерский пульт буквально висит над водой, певцы тоже вынуждены смотреть себе под ноги. Но внимание зрителя все равно обращено не к ним, а к теневому представлению, которое устраивают шесть канадских кукольников,— расположившись на выносной боковой сцене, они при помощи одних только своих рук (зритель видит все их усилия) представляют на экране над сценой целый фольклорный зверинец. Когда началась "Байка про Лису...", эти же люди превратились в искусных акробатов: их тела гнулись, соединялись и переворачивались, с помощью простейших деталей необъяснимо обретая контуры животных. При этом нижние части телесных "композиций", примерно на треть роста, были видны, а верхние оставались тенями за мутным экраном, и от этого простого эффекта возникало ощущение чуда.
Робер Лепаж, как всегда, изобретателен в деталях, неожидан в решениях, неповторимо поэтичен в своей особой театральной магии. Его новый спектакль приятен во всех отношениях: это невероятно дорогая и изящно, с восточным, можно сказать, хитроумием сделанная игрушка для уставших взрослых. Режиссер словно отдыхает от "смыслов", давая волю своей фантазии. Маленькие, детально проработанные и красочно разодетые куклы, плывущие на поверхности воды во втором действии, удивительно ловко придают всей этой огромной затее Робера Лепажа ощущение хрупкости и нежности. Превращения следуют буквально одно за другим — вот уже и кривое дерево разделилось на части и уплыло, а поверхность воды словно взлетела, переливаясь чешуйчатым голубоватым занавесом, за ним же обнаруживается ложе китайского императора, балдахин которого в свою очередь вдруг раскладывается в огромную куклу Смерти с серым вытянутым черепом и цепкими длинными руками, от которых не скрыться... Секрет превращения очевидной эклектики в наслаждение для самых взыскательных театральных гурманов Роберу Лепажу, без сомнения, известен.
Еще он знает, как убеждать людей. Трудно представить себе, что певцы станут петь Стравинского стоя по пояс в воде и при этом еще манипулируя вьетнамскими куколками. Но в "Соловье" именно так и происходит. В спектакле занято немало достойно работающих русских солистов — Светлана Шилова и Елена Семенова, Марат Гали и Илья Банник, но настоящим открытием стала Ольга Перетятько (чья карьера в России когда-то свелась к пению в детском хоре), изумительно исполнившая партию и, что очень важно, роль Соловья. По замыслу Стравинского певица, исполняющая Соловья, должна оставаться в оркестровой яме, словно особый инструмент. Здесь она становится эмоциональным и звуковым центром спектакля. Специалисты по вокалу смакуют "блестящие верхи" и "наполненные низы" ее "фарфорового" колоратурного сопрано, но не менее важно, что госпоже Перетятько удалось придать лукавой сказке настоящее чувство, холодновато придуманной игрушке — подлинный трепет и драматизм. В то, что такой голос действительно может отогнать смерть — это по сюжету сделал Соловей для императора,— почему-то веришь безоговорочно.