В филиале Театрального музея имени Бахрушина открылась выставка "Человек пластический", посвященная истории культуры телесного движения в СССР в 1920-е годы.
Выставка компетентно и не скучно знакомит с историей Свободного танца в России: здесь можно узнать о влиянии Айседоры Дункан, о частных студиях ее учениц-"босоножек" в Москве 20-х годов; о хореографах Касьяне Голейзовском и Льве Лукине, о режиссере Николае Фореггере, о гомосексуальном идоле танцовщике Александре Румневе. Здесь можно увидеть рисунки художников "третьего ряда" (Отон Энгельс, Григорий Зимин) и снимки фотографов, которые были когда-то знамениты (Андрей Телешев). Кажется, перед нами очередная "малоизвестная страница" отечественной культуры, требующая почтительного, но недолгого взгляда.
Меж тем выставку сделала Николетта Мислер — один из крупнейших в мире специалистов по русскому авангарду. Выставка уже была показана в Риме под названием "В начале было тело". Эти слова Льва Лукина выдают большие амбиции как самих деятелей танца, так и сегодняшнего куратора: новый взгляд на русское искусство, и даже на искусство ХХ века в целом, которое десятилетиями утверждало, что в начале было и есть слово — текст, смысл, концепция. Не то чтобы герои выставки были против смыслов и концепций — тогда они были бы анахронизмом для ХХ века. Но в центр своих теорий они ставили именно тело, желая скорректировать логоцентризм авангарда.
Поэтому в центре выставки оказывается существовавшая в 1923-1928 годах Хореологическая лаборатория Государственной академии художественных наук, у истоков которой стоял еще Кандинский. В этой новой, авангардной стране, СССР 20-х годов, категорией "искусства как такового" мыслили все; все были авангардистами, даже если использовали традиционные формы. Узкая специализация пришла позднее, и теперь мешает понять, что хореографы или художники тогда считали себя не профессионалами, но творцами нового феномена, который приходит на смену искусству.
История советской культуры сейчас (после не вполне правильно понятой знаменитой книги Гройса "Стиль Сталин" и долгих кухонных бесед на эту тему) рисуется примерно так: ее начали строить большевистски настроенные радикалы Малевич и Родченко, которые превратили искусство в концептуальное высказывание, а тело (пластические ценности, свободу движения, сексуальность, вообще жизнь) подавили. Потом пришли соцреалисты и авангардистов оттеснили, а задачи остались те же: передел мира и сознания, превращение жизни в идеологический текст. Помимо этих двух групп, были еще попутчики из числа недобитых людей Серебряного века (бывшие символисты, включая Кандинского), гуманисты, которые-то и есть наше национальное достояние, не запятнавшее себя созданием искусства тоталитарного строя.
И вот выставка Николетты Мислер ясно демонстрирует, что это ложная картина. И конструктивисты, и бывшие символисты работали бок о бок (хотя и воевали бесконечно) над созданием совершенно новой культуры, которая была бы, во-первых, про свободу и безграничность, а во-вторых, для масс. Символистский утопический синтетизм (особенно русский) был тут как нельзя кстати. Поэтому создателями новой культуры были и Павел Флоренский, и Густав Шпет. Поэтому выставка внимательна к таким полярным фигурам, как неоклассик и гуманист Алексей Сидоров (бывший сотрудник Кандинского) и конструктивист Алексей Гастев (создатель Центрального института труда, где человек рассматривался как винтик социальной машины). А в центре — главный образ эпохи: прыжок-полет, символ свободы и ликования, новый коллективный экстаз. Античный культ начала века протягивает тут руку сталинизму, и это рука с развевающимся на ветру шарфом.
И еще одно: выставка об эпохе, которую мало кто из нас видел собственными глазами, рождает странное ощущение пренатального воспоминания. Или — материалистичнее — как будто находишь старые документы, вдруг раскрывающие семейную тайну. Мне, например, стали вдруг понятны мучительные загадки детства. Танцы с выцветшими атласными лентами (их надо было пришивать к деревянным палкам). Странная привязанность СССР к тошнотворно "художественной" гимнастике с какими-то мячами и кеглями. Настойчивое сведение уроков физкультуры к деланию "мостика". Какие-то поэтические верчения детских масс на ноябрьских парадах (личное воспоминание — чувство бессмысленности и простуда).
Это меня удивляло, но теперь я вижу, откуда представление о развивающей физкультуре как альтернативе соревновательному и профессиональному спорту. Теперь я знаю, почему у нас были массовые спартакиады, а не олимпиады. Теперь меня не удивляет, почему одиночное фигурное катание никогда СССР не удавалось (это же не волнообразное движение масс!). И я понимаю, откуда радиофон нашего прошлого, "производственная гимнастика", асексуальная, гуманистическая и коллективная (совсем не прагматичный фитнесс). Большинство из нас застало СССР в те годы, когда чувство свободы тела и духа было утрачено и все превратилось в ритуалы не менее пустые, чем письмена "Слава КПСС". Считается, что в СССР традиция свободного танца Дункан была потеряна, а возродилась она уже в 1960-е годы на Западе. Но мы-то знаем, что это не так: просто там она стала профессиональным искусством, а у нас — зачем-то пропитала собой всю жизнь.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ
Ул. Малая Ордынка, 9.