премьера / опера
Завершившая нынешний театральный сезон премьера "Золушки" Джоаккино Россини стала пятой постановкой Итало Нунциаты на сцене Национальной оперы и первым исполнением этой виртуознейшей белькантовой партитуры в Киеве. Рассказывает ЮЛИЯ БЕНТЯ.
В знаменитой книге о Россини Стендаль рассказывает одну замечательную историю. Чтобы опровергнуть стойкое убеждение итальянцев в том, что Моцарт — плохой композитор, некий влиятельный вельможа приказал лучшим своим музыкантам выучить несколько отрывков из "Дон Жуана", храня задание в строжайшей тайне. Когда через пару месяцев изматывающих репетиций все было готово, "настоящего", а не испорченного сомнительным исполнением Моцарта вынесли на суд публики. Гением его, конечно, сразу же не признали, но определенное своеобразие мелодии и гармонии оценили.
Подобное случилось с киевской премьерой россиниевской "Золушки" — честь мундира отстаивали штатные вокалисты Национальной оперы, для которых сложнейшие вокальные партии оперы стали профессиональной аттестацией. Скажем прямо, прошли ее далеко не все, так что вопрос, владеют или не владеют в Киеве бельканто, останется открытым и после нынешней премьеры.
Тот же Стендаль не слишком почитал "Золушку", считая ее вульгарной по языку и замешанной на банальном тщеславии. Постановщик киевского спектакля Итало Нунциата, напротив, питает к ней особые чувства, вслед за самим Россини считая "Золушку" лучшей из его комических партитур. Первый раз Нунциата ставил ее в Сполето, на молодежном фестивале оперного искусства. Затем спектакль пригласила на свою сцену Римская опера. Третья нунциатовская "Золушка" шла в итальянском городке Козенец, четвертая — в Испании.
Чтобы понять, зачем режиссеру понадобилось в пятый раз браться за музыкальное переложение сказки Шарля Перро, недостаточно знать, что в оперной версии "Золушки" сказки как таковой нет. Юная Анджелина здесь вовсе не рабыня своего отчима дона Маньифико и двоих сводных сестер. Папаше она прямо заявляет, что имеет право ехать на бал, где собственноручно вручает принцу дону Рамиро один из двух идентичных браслетов (туфельку либреттисту Якопо Ферретти пришлось заменить браслетом из-за строгости цензуры — нельзя было показывать на сцене голые женские стопы). И, конечно, нет здесь никаких фей, тыкв, крыс и роковой полуночи, а все волшебство воплощает один мудрый человек, наставник принца философ Алидоро.
Человек с сильным характером, умеющий добиваться своего, но при этом бескорыстный, не становящийся рабом собственных целей и желаний,— идеальный герой Итало Нунциаты. Поэтому, видимо, второе название оперы — "Победа кротости" — режиссер счел неуместным и вымарал из афиши.
В общем и целом киевская "Золушка" выглядит традиционно: ироничный парафраз на костюмы и манеры 1820-х, псевдобарочная механика декораций, меняющихся на глазах у зрителя, небольшой мужской хор, изображающий то веселую королевскую конницу, то группу товарищей-виноделов. С помощью идеально выстроенных ансамблевых мизансцен Нунциата доказал, что комическое возможно без вульгарности, а дирижер-постановщик Владимир Кожухарь добился неимоверного звучания оркестра — несмотря на бешеный темп, каждое соло вступает в нужную долю секунды, и этот общий парад математической точности может доставить истинное наслаждение.
Сложнее всего в "Золушке" пришлось вокалистам. Три часа головокружительных фиоритур в темпе presto способен выдержать не всякий голос. Из-за проскакивающей местами тяжеловесности россиниевскую партитуру слушать гораздо сложнее, чем более простой в вокальном плане "Любовный напиток" Доницетти (см. Ъ от 2 июля 2009 года). Несмотря на то что исполнители главных ролей получили свои партии почти год назад, а оркестровые репетиции длились три месяца, полного превращения технической сложности в божественную легкость так и не произошло. На первом из двух премьерных исполнений "Золушки" хуже всего показали себя исполнители главных партий — Татьяна Пиминова (Золушка) и Сергей Пащук (принц дон Рамиро). Их голоса, привыкшие к романтической лирике, едва справлялись с резкими поворотами на пятой скорости и буксовали в сольных пассажах. Меццо Пиминовой было более глубоким, а тенор Пащука более открытым, чем позволяет материал.
Все прочие — предсказуемо или неожиданно — пели отлично, разве что местами переигрывая. Чудесного молодого баса Андрея Гонюкова (дон Маньифико) зал единодушно принял как фаворита постановки. В то же время Игорь Мокренко так хорошо справился с ролью камердинера Дандини, что вполне мог бы примерить роль принца не только в привычной для оперы-буфф сюжетной коллизии с переодеваниями. Как и великолепный ансамбль Ольги Нагорной с Лилией Гревцовой (сестры Тисба и Клоринда соответственно), легко перепевший Золушку-Пиминову. Впрочем, надо отметить, что другой исполнительский состав оперы — с Анжелиной Швачкой в роли Золушки и Николаем Шуляком в роли Рамиро — в целом звучит куда гармоничнее.