"Это не джаз" — такой вердикт о музыке саксофониста Орнетта Коулмена выносил великий трубач Диззи Гиллеспи. А контрабасист Чарльз Мингус подвергал сомнению способность Коулмена сыграть до-мажорную гамму. Правда, Мингус, сам незадолго до саксофониста начавший двигаться в направлении к свободной, ничем не стесненной импровизации, признавал: Коулмен — это знак, что всем уже пора перестать играть как Чарли Паркер. Забавно, что ранние опыты саксофониста, которые уже демонстрировали попытку отхода от стилистических канонов и вызывали недоумение и негодование коллег (многие музыканты уходили со сцены, когда он начинал солировать), сегодня воспринимаются почти что как бибоп — и по структуре, и по манере игры самого Коулмена, который поначалу еще во многом наследовал Паркеру. Однако решительное исключение рояля из инструментального состава, пластиковый саксофон с колеблющимся тоном (Коулмен то ли сознательно фальшивил, то ли до конца не освоил принципы музыкальной теории), карманная труба Дона Черри, белый (Чарли Хейден) на черном инструменте (контрабасе) — все это вкупе с постепенным, но подчеркнутым выходом за рамки создавало эффект чего-то совсем нового и необычного. А потом наступил 1961 год, когда Коулмен выпустил революционный альбом "Free Jazz: A Collective Improvisation" — пластинку, практически целиком состоящую из коллективной спонтанной игры, ожесточенного соревнования двух квартетов, каждому из которых был выделен свой стереоканал. После этого Коулмен мгновенно застолбил себе место на джазовом олимпе, а вынесенное в заглавие альбома словосочетание free jazz обозначило новое музыкальное направление.
Коулмена и сейчас помнят и знают прежде всего благодаря этому труду 50-летней давности, хотя и после альбома "Free Jazz", безусловной вершины в истории импровизационной музыки, у него была масса интереснейших работ. Он начал играть еще и на трубе, а также на скрипке, которую, правда, использовал для создания не мелодии, а скорее шумового эффекта. Сочинял для струнных, что вылилось в 1972 году в создание уникальной сюиты (или, точнее, кончерто гроссо) "Skies Of America" для симфонического оркестра и саксофона. Разработал концепцию равенства мелодии, гармонии и ритма, которую назвал гармолодикой. Часто приглашал в свой ансамбль сразу двух контрабасистов. Наконец, в 1970-х годах он обратился к электрическому звучанию, стал привлекать гитаристов, использовать ритмы, более типичные для рока и фанка, чем для джаза, но от принципов свободной импровизации не отступил. Надо сказать, что все эти более поздние, чем "Free Jazz", находки Коулмена не нашли того отклика, какой могли бы найти: не раз отмечалось, что Коулмен не имел настоящих последователей. И это при том, что некоторые его композиции уже фактически стали джазовой классикой. Неудивительно, что их исполняют постмодернисты и радикалы вроде куратора нью-йоркского авангарда Джона Зорна, американского трио The Bad Plus или скандинавского The Thing. Но ранняя пьеса Коулмена "Lonely Woman" стала настоящим джазовым стандартом, и одними из первых ее исполнили музыканты совсем иного толка — камерные и тихие The Modern Jazz Quartet, которые разглядели в странном саксофонисте большого мастера.
С годами Коулмен стал меньше выступать и записываться, упоминавшаяся выше "Звуковая грамматика" 2006 года стала первой пластинкой почти за десять лет. Тем не менее именно за нее он получил Пулитцеровскую премию. Сегодня с Коулменом выступают контрабасист Тони Фаланга, бас-гитарист Эл Макдауэлл и барабанщик Денардо, сын саксофониста,— имея вокруг множество блестящих барабанщиков, Орнетт еще в 1966 году предпочел им всем своего сына, которому на тот момент было всего девять лет. Это был очередной смелый шаг Коулмена, а насколько он себя оправдал, мы услышим 14 июля.
ММДМ, 14 июля, 19.00