Завтра, 30 июня, под председательством Валерия Гергиева состоится очередное заседание оргкомитета XIV Международного конкурса имени Чайковского. По сведениям "Ъ", на повестке дня вопрос о Большом зале консерватории и о возможном "уходе" из Москвы части конкурсных событий.
Суть вопроса такова: с открытием Большого зала консерватории после ремонта мы можем к конкурсу не успеть. Поэтому (или в том числе поэтому) необходимо рассмотреть вариант переноса двух конкурсных состязаний из четырех (фортепиано, скрипка, виолончель, вокал) в Санкт-Петербург, чтобы на всех хватило площадок для прослушивания. При этом из Москвы почти со стопроцентной гарантией уйдет конкурс по вокалу — нет необходимости объяснять, как рад будет Валерий Гергиев принимать его у себя в театре,— а также, вероятно, и скрипичный конкурс.
Даже в качестве просто темы для размышления это выглядит настолько дико, что предлагаемую причинно-следственную связь можно и не принимать во внимание. Большой зал консерватории — один. Как его недоступность может оправдать разделение конкурса между Москвой и Петербургом? Хотя по отдельности впечатляют и оба пункта. Во-первых, судьба Большого зала. Его сначала собирались реставрировать после предыдущего конкурса Чайковского (с масштабной реконструкцией и расширением всего комплекса консерваторских зданий), потом отложили дело до следующего конкурса, который, как первоначально полагали, пройдет в 2010 году. Затем конкурс перенесли на 2011 год. Два года назад тогдашний ректор консерватории Тигран Алиханов заявил, что откладывать реставрацию нельзя, потому что "там начнет что-нибудь отваливаться", и в итоге реставрацию самого зала решено было провести до начала конкурса. Кое-какие работы по укреплению фундамента и перекрытий вели в течение всего прошедшего сезона, а в конце мая закрыли на год сам зал.
И вот теперь, едва прошел месяц с этого момента, внезапно выясняется, что ни высокий государственный патронаж вкупе со средствами из Минкульта (все-таки конкурс Чайковского по-прежнему числится одним из главных музыкальных событий федерального значения), ни активное участие Юрия Лужкова и московского стройкомплекса не гарантируют того, что работы будут завершены в срок. Даже если этот срок — дата начала конкурса, которого, как принято у нас считать, с нетерпением дожидается весь мир и от которого в том числе зависит и национальный престиж.
Это нелепица, причем довольно постыдная, но даже если и так — за вычетом Большого зала консерватории в Москве все-таки остается достаточное количество залов, где можно организовать прослушивания. Причем, безусловно, с несопоставимо меньшими административными и финансовыми затратами, чем при переносе половины конкурса в Петербург: понадобится устраивать второй штаб, организовать курсирование функционеров между двумя городами, учреждать дополнительные подряды и так далее. Как будут при этом знакомиться с конкурсными событиями пресса и публика, в этом случае, видимо, никого не волнует, и опять возникает неприятное ощущение того, что чем менее прозрачна организация конкурса, тем лучше для организаторов. Если "московско-питерский" вариант действительно пройдет, то вместо укрепления своего престижа, о котором конкурс безуспешно твердит годами, он окажется лицом к лицу с очередными имиджевыми потерями, причем фундаментальными и очевидными для самой что ни на есть широкой аудитории: страна, получается, распишется в том, что она не в состоянии обеспечить конкурсу нормальные условия для работы в своей столице, там, где этот конкурс проходит вот уже более пятидесяти лет.